Корабль идет дальше

Сдача судна не заняла много времени. Дела были в порядке. Мы дружески расстались с удивленным Беней Криком, это прозвище так и осталось за Сосиным. Я взял с него слово, что как только он появится в Ленинграде, то обязательно навестит меня. Но Вениамин Ефимович не выполнил обещания. Преждевременно сдал «мотор». Я никогда не видел его больше, но светлую память об этом хорошем, горячем человеке храню до сих пор…

Через двое суток я уже сидел дома и говорил Лидочке:

— Ничего не понимаю. Может быть, переводят на другой пароход? Да ты не волнуйся. Все будет хорошо. Завтра узнаем.

— Я так боюсь, что это снова проклятая Германия… — Ее глаза тоскливо и тревожно глядели на меня.

Утром я нарядился в форму и отправился к начальнику пароходства. Он принял меня сразу. В кабинете было тихо и по-домашнему уютно. Фотографии на стенах, модели судов под стеклянными колпаками, большие старинные тикающие часы с маятником, толстые ковры, мягкие кресла — все располагало к неторопливой, дружеской беседе.

— Так вот, Юрий Дмитриевич, — говорил начальник пароходства, глядя куда-то поверх моей головы. — Буду с тобой откровенен. Приказ есть приказ. Я понимаю, таких работников не увольняют. Вот твои характеристики за двадцать лет службы в пароходстве. И деловые, и политические… Да что там характеристики! Сам я тебя с мальчишек знаю. Первый рейс на «Мироныче» делал. Помнишь? Ведь вся жизнь на виду прошла… — Глаза начальника пароходства потеплели. Он прямо поглядел на меня.

— Так, Василий Дмитриевич, все проверки пройдены, виза получена, за границу сколько месяцев плавал, и все-таки… Несправедливо.

— Согласен. Но помочь тебе не могу. Конечно, мы дадим время осмотреться. Сейчас иди в отпуск. Он у тебя большой. Не торопись. Подыскивай работу. Если хочешь, сделаем перевод. Вот так…

— Я буду жаловаться. — Внутри у меня все кипело от обиды. — Несправедливо и жестоко.

— Твое право, — развел руками начальник пароходства, — только боюсь, что напрасно.

Я вышел из здания пароходства подавленным. Улица встретила меня гудками машин, солнцем, сверкающими дождевыми лужами. На тротуаре группками стояли моряки. Некоторые, поджав ноги, сидели на оградке скверика. Все здесь было мне родным, близким и знакомым. Двадцать лет назад я так же сидел на жердочке, ограждавшей садик, в ожидании назначения на пароход. На первый пароход. Тогда здесь не существовало Института водного транспорта, бетонных главных ворот порта, клуба моряков, этих густых деревьев… Деревянная парикмахерская стояла на углу, а там, где сейчас аллея, протекал грязный канальчик.

Потом из года в год я ездил сюда на трамвае или ходил пешком, становился старше, на рукавах появилась первая золотая нашивка, потом вторая, третья… Здесь, у ворот порта, меня целовала Лидочка, провожая в рейс. Какая она была тогда тоненькая, совсем не похожая на жену старпома! Девчонка девчонкой. А перед войной она сюда уже приходила с сынишкой. И все еще сохраняла девичью фигуру. Да, двадцать лет — немалый срок.

Я выбрал отдаленную скамейку в скверике и сел. Надо было собраться с мыслями.

Значит, с плаванием покончено… Вспомнилось возвращение на Родину… Ни с чем не сравнимая радость встречи с женой и сыном, и морем… о котором я тосковал не меньше, чем о семье. Оно снилось мне все долгие четыре года… И судно, которое хотелось гладить, обнимать, чуть ли не пробовать на вкус. Казалось, что все плохое осталось позади. И вот теперь опять…

Что же делать? Надо искать работу. Это не так просто. Ведь я моряк, капитан, штурман. На берегу вряд ли понадобится такая специальность… Как-то надо объяснить дома, чтобы не очень расстраивались. Денег на первое время должно хватить. А в общем, скверно.

Когда я вошел в комнату, Лидочка бросилась ко мне:

— Ничего не говори. Я по твоим глазам вижу, что плохо. Да? Плохо? Опять старое?

Я кивнул головой.

— Ну что же, Юра, и это переживем. Ведь бывало хуже. Правда? Не горюй. Все переживем вместе. Что, увольняют?

— Вроде бы. Пока в отпуск. Советуют искать работу. А фактически увольняют.

— Ничего, милый, что-нибудь найдешь.

— Конечно. Кроме того, я напишу в министерство. Разберутся. Кому следует влетит по первое число, я уверен. А работу на всякий случай буду подыскивать.

Я долго писал письмо в Москву. Жаловался. Жена не дождалась конца. Она заснула на диване.

Прошло несколько дней. Я безрезультатно искал работу. Обошел множество различных учреждений, связанных с морем. Меня всюду радушно встречали, внимательно рассматривали диплом, характеристики, говорили, что такой опытный, знающий моряк им очень нужен, просили заполнить анкеты и зайти через несколько дней. А когда я приходил за результатом, место оказывалось уже занятым или оно неожиданно упразднялось совсем.