Корабль идет дальше

Однако больше к капитанам никто не приходил и передачу слушать не заставлял. Вейфель побежал по камерам проверять, не остался ли там кто-нибудь. В седьмой камере он обнаружил Устинова.

— А вы тут что застряли? Бегом в пятнадцатую! — унтер вытащил из кобуры пистолет. — Торопитесь, не то я застрелю вас!

— Господин Вейфель, вы же умный человек, — сказал Алексей Петрович, — не надо пугать пистолетом. Не то время. Подумайте лучше о конце войны…

Но унтер не дал ему договорить. Он схватил палку, лежавшую около печки, и замахнулся.

— Вы паршивые коммунисты и ответите за свои действия. Мы не потерпим никаких демонстраций. О вас я доложу коменданту. Вы, Устинов, у меня давно на примете. Не считайте, что я ничего не вижу…

Тем временем в пятнадцатой камере, куда согнали интернированных, царил настоящий хаос. Там топали ногами, громко разговаривали, гудели. Гетц, Балаш и два солдата тщетно пытались восстановить порядок криками и пинками. Это еще больше увеличивало шум в камере. В репродукторе потрескивали разряды и невнятно булькал голос бывшего генерала Советской Армии предателя Власова. Понять что-либо было невозможно. На половине выступления передачу пришлось прервать. Немцы увидели полную бесполезность своего мероприятия. Пришли солдаты, смотали провода и унесли в комендатуру репродуктор. Но этим дело не кончилось.

На следующий день взволнованный Шулепников прибежал в камеру к капитанам и сообщил:

— Только что пришла машина из Нюрнберга. Если я правильно понял Маннергейма, он разговаривал с Ибахом, хотят взять Алексея Петровича Устинова, как главного зачинщика и организатора срыва вчерашней передачи. Наверное, Вейфель доложил…

— Единственное, что мы можем сделать, это написать коменданту, что люди не слушали Власова по нашему приказанию. Пока мы еще капитаны, никто нас не разжаловал, команды в первую очередь подчиняются нам, — сказал Балицкий.

— Я согласен с вами, Хрисанф Антонович, и уже думал об этом. Я набросал проект нашего протеста. Вот послушайте, — проговорил капитан «Днестра» Богданов. — Вот так: «Все народы и нации имеют своих героев и своих врагов. Есть они и у нас. Для нас Власов— предатель, и мы, капитаны, граждане Советского Союза, протестуем против принуждения слушать его речь и приказали своим командам на радиопередачу не приходить…»

Богданов дочитал протест до конца.

— По-моему, хорошо, — сказал Новодворский — Может быть, еще добавить о непрекращающихся избиениях?

— Не нужно. Пусть на этот раз наш протест прозвучит против их пропаганды.

Капитаны отправились к коменданту. Он принял их сразу. Узнав от переводчика Хельма причину их прихода и смысл протеста, комендант фон Гувальд рассвирепел. Он схватил лежавший на столе «вальтер» и, потрясая им, стал угрожать расстрелом.

— Вы что думаете? Вы остались капитанами? Где ваши суда? Под каким флагом вы плаваете? Вас всех следовало бы расстрелять как зачинщиков. Не забывайте, где вы находитесь! Это режимный лагерь со своими правилами, и распоряжаюсь здесь я. Если я отдал приказ, он должен быть выполнен всеми…

Комендант еще долго объяснял капитанам, как нужно вести себя в «его» лагере и что он больше не потерпит… Наконец капитанов отпустили. Машина уехала из замка. Устинова никто не тронул. Он остался в лагере. То ли Шулепников плохо понял разговор между гестаповцем и Ибахом, то ли на коменданта подействовал капитанский протест.

В марте сорок пятого года начались сильные налеты на Баварию. Если раньше мы видели десятки самолетов, то теперь их было сотни. Почти ежедневно над Вюльцбургом появлялись американские самолеты. Мы с волнением прислушивались к тому, как рокотали моторы и, удаляясь, затихали. Потом гул нарастал снова — шла следующая волна.

Слышались отдаленные взрывы. Ночью на горизонте виднелись зарева пожарищ. В лагере царило оживление. Рыжий мясник передавал самые отрадные вести: советские войска стремительно наступали на всех фронтах, перешли Одер и угрожали Берлину. На западе наконец активизировался второй фронт. Конец войны приближался.

Для нас этот конец мог быть самым неожиданным. Никто не знал, что предпримут гитлеровцы: сбегут ли, бросив Вюльцбург на произвол судьбы, уничтожат ли всех моряков, или будут эвакуировать в более отдаленные районы. Можно было ожидать всего. Офицеры ИЛАГ- 13 ходили озабоченные и раздраженные.

Генералы прислали планы восстания и самообороны. В большой тайне в лагере началась подготовка к защите. Экипаж каждого судна разбили на боевые группы, состоящие из восьми-десяти человек. Каждая группа имела старшего. Во главе групп экипажа стоял капитан. Всеми экипажами руководил штаб, в который с нашей стороны вошли: Дальк, Шилин, Богданов, Устинов и несколько человек из команд. Со стороны военнопленных — генералы Лукин, Музыченко, Борисов и несколько офицеров. Решили так: если лагерю будет грозить уничтожение, то, несмотря ни на что, интернированные должны пытаться разоружить внутреннюю, потом внешнюю охрану и изолировать офицеров комендатуры, конечно при активной помощи военнопленных.