Корабль дураков; Избранное

Сидеть в засаде, не дохнуть,

И вдруг чихнуть — и дичь спугнуть!

Распуганной в охоте дичи

Намного больше, чем добычи.

Но часто в ход идет дичинка,

Что нам стрелок приносит с рынка.

Стяжать себе желая славу,

Затеет кое-кто облаву

На кабана, медведя, льва,

Однако тот стрелок едва

Козулю робкую убьет.

А тут уж страху он хлебнет!

Добычу добрую зимой

Крестьянин понесет домой

И, живо распродав дичину,

Подставит ножку дворянину.

Отцом охоты был Нимрод,

Чей богом был отвергнут род.83

Охотником заядлым став,

Слыл грубым грешником Исав,

Не то что праведный Иаков.

Но не найдешь теперь, однако,

Таких, как Губерт и Евстахий,84

Что отказались, в божьем страхе,

От всех охотничьих забав,

Путь службы господу избрав.

О ХВАСТОВСТВЕ

О, рыцарь старины ушедшей!

Я сам, поверьте, сумасшедший.

Хотите шпорами гордиться?

Я надеру вам уши, рыцарь!

*

Глупцов представлю вам сейчас тут,

Привыкших подвигами хвастать.

Бахвал, сколь ложь ни будь нелепа,

Мнит, что все люди верят слепо,

Когда он им бесстыдно врет,

Как стар его дворянский род.

А между тем отец его

Только и знал скорей всего,

Что колотушкой бух-бум-бом! —

Бондарным занят ремеслом;

Мог также быть из конокрадов,

А может, скупщик без закладов

Иль даже ростовщик-злодей,

Пускавший по миру людей.

А отпрыски такого предка

Теперь стараются нередко

Дворянским званьем щеголять,

Чтоб надлежало представлять

Их так отныне: «Ганс фон Менц,

И сын их — кавалер Винценц!»

Тех, кто себя так превозносят,

Не любят люди, не выносят.

Любой хвастун, надутый чванством —

Болван, прославленный болванством,

Как господин фон Бруннедрат,85

Тот рыцарь, тот аристократ,

Кто из-под Муртена позорно

Так улепетывал проворно,

Что выше пояса, со страху,

Штаны загадил и рубаху,

Но все ж — со шлемом и щитом —

В дворяне выскочил потом:

Был щит его чеканно-клетчат,

В гербе — цаплеобразный кречет,

Гнездо с пятком яиц на шлеме,

Заносчивый петух в эмблеме,

Что, видимо, был сам готов

Своих высиживать птенцов.

Таких болванов много есть,

Которым воздается честь,

Которым выдают награды

За возглавленье ретирады,

Когда на всем бегу назад

Врагу седалищем грозят,

Хваля впоследствии свою

Отвагу в том лихом бою:

«Стрелял, колол — всех наповал!»

Но сам так далеко бахвал

Бежал от схватки, что едва ли

И пулей бы его достали!

Но Гинцу или Кунцу86 нужен

Дворянский герб — и чтоб к тому ж он

Был обязательно со львом

На светлом фоне золотом,

И — в верхней, в нижней половинке ль —

Корона, шлем и род: «Кревинкель».87

Пергамент и печать добыл —

Ты «голубую кровь» купил!

Все нынче жаждут подтвержденья

Дворянского происхожденья.

Но только нравов благородство

Есть грамота на превосходство.

Тот благороден, на мой взгляд,

Кто честь блюдет, трудиться рад,

А кто сих доблестей лишен,

Ленив, распущен, неучен, —

Не благороден, прямо скажем,

Хоть графским сыном будь, хоть княжьим…

Так лезет в доктора иной,

Хоть и страницы ни одной

Из «Corpus juris»88 не прочел.

Ученой степенью осел

Его пожаловал: пергамент —

Прав его докторских фундамент.

Вот почему — не ради блажи —

Здесь доктор Цап всегда на страже:

С ним неучу несдобровать —

Так его за уши и хвать!

О, этот доктор Цап — мудрец,

Всем докторам он образец:

Учился дома, на чужбине,

Что знает он — не снится ныне

Всем этим новоиспеченным

Так называемым ученым:

Берет и мантия — и вот

Невежда доктором слывет!

К примеру, некий Ганс Дермо —

На лбу ничтожества клеймо.

Края норвежцев, мол, и шведов

Он изучал, не раз изведав

Их стужу, он и южный зной

Претерпевал в стране одной,

Из коей дальше нет дорог…

А он от дома, видит бог,

Не отходил на расстоянье,

Когда не чует обонянье

Той колбасы чесночной духа,

Что в доме жарит мать-старуха!

Различны виды хвастовства —

Не перечислишь большинства:

Дурак вовек не может снесть,

Что он таков, каков он есть!

ОБ ИГРОКАХ

Иные сядут за картишки —

Что им беседа, что им книжки, —

Дела забыты и детишки!

*

Не редкость также дураки —

Отъявленные игроки,

Кому без их игрецкой страсти

Нет в жизни радости и сласти;

Кто жаждет день и ночь азарта,

Будь это кости или карты;

Кто рад за круглый стол засесть —

И ночь и день не спать, не есть,

Но чтоб вино не иссякало

И жарче страсти разжигало,

Так, чтобы завтра видел каждый

Последствия вчерашней жажды:

Тот желт иль груши зеленей,

Того тошнит в углу сеней,

У третьего же цвет лица

Бледнее, чем у мертвеца,

Четвертый стал, напротив, черным,

Как будто он возился с горном.

Всю ночь играют, попивают —

Зато потом весь день зевают,

Как будто мух ловить хотят!..

Иного пусть озолотят,

Чтоб высидел какой-то час

На проповеди хоть бы раз

И не храпел в рядах передних

Так, чтоб умолкнул проповедник, —

Сон побороть ему невмочь.

А вот за картами всю ночь

Сидеть он будет напролет —

И не зевнет и не всхрапнет!

Ослепли дамы в наши дни —

Забыли, кто и что они:

Пренебрегая женской честью,

С мужчинами развязно вместе

Играют в карты до утра,

Что не приносит им добра.

За прялкой лучше бы сидели,

Чем при таком не женском деле!

Играли врозь бы оба пола,

Оно б не так глаза кололо.

Страдая честолюбья жаждой,

Задумал царь Филипп однажды,

Чтоб Александр на приз бежал

И славу бегуна стяжал.

Ответил Александр-мудрец:

«То, что ты требуешь, отец,

Исполню я, но при условье —

Бежать с сынами царской крови.

Поэтому проси меня,