Корабль дураков; Избранное

«Соринка, мол, в глазу твоем».

Куда как жалок тот учитель,

Чужих пороков обличитель,

Кто, зараженный ими сам,

В себе не видит их! О, срам!

Поистине, как говорится:

«Врачу сначала б исцелиться!»

Давать советы все не прочь,

Не зная, как себе помочь.

Сгубило именно сие

И Жантили и Мезюэ,46

Когда одну болезнь в те дни

Пытались вывести они,

Но, не достигнув этой цели,

Оставить труд о ней успели.

Постыдные дела видны

Не лучше ли со стороны,

Чем те, кто, совершивши их,

Достигли степеней больших?

Делами заработай право

Других учить себе во славу.

О БЕРУЩИХ ВЗАЙМЫ

Знай ты, живущий на долги:

Как ни хитри и как ни лги, —

Быстры платежных дней шаги!

*

Глупцом первейшим тот слывет,

Кто вечно займами живет,

На ту присловицу плюя,

Что поместил в эпиграф я.

Заблудших душ на свете много,

Не внемлющих заветам бога.

Соблазн пороков побороть

Не хочется им, но господь

Следит за ними. Близок срок,

А кредитор небесный строг.

Свое всему есть время, цель

И свой же путь: отсель — досель.

Кто любит брать взаймы, уже

Не думает о платеже:

«Ах, поручитель похлопочет —

Заимодавец долг отсрочит!»

Но, в срок не уплатив опять,

Придется на соломе спать.

Распляшется осел, прохвост, —

И не уймешь, хоть вырви хвост!

О БЕСПОЛЕЗНОМ УЧЕНИИ

Кто плохо учится, тот, значит,

Сам же себя и околпачит —

И горько под конец заплачет.

*

Я и студентам не потатчик,

Которым без моих подачек,

А как эмблема их ученья

Колпак присвоен для ношенья.

Не видя в книгах интереса,

Рад лоботрясничать повеса.

Науку истинную в грош

Не ценит часто молодежь,

А все, что дурно, бесполезно,

То ветрогонам и любезно.

Но этот же порок — о, срам! —

Присущ иным профессорам,

Чьи знанья куцые ничтожней

Их болтовни пустопорожней.

Ну, не глупцы ли, не болваны,

Кто всякой чуши постоянно

Своих студентов бедных учат,

Да и себя напрасно мучат?

Да, юноши обыкновенно

Поныне едут в Лейпциг, в Вену,47

И в Майнц, и в Эрфурт, в Базель тоже —

Гнилой трухой питаться. Боже,

И в Гейдельберге до сих пор

Все тот же изучают вздор!

А дома ждет тебя позор:

В карманах пусто — хоть бы грош!

Добро, коль службу ты найдешь,

Как парень грамотный, в печатне,

Но кой-кому в шинке приятней

Пьянчугам подавать вино,

А спился там — пошел на дно…

Таких встречали вы и сами:

Колпак на каждом с бубенцами!

ЗАВТРА, ЗАВТРА — НЕ СЕГОДНЯ

Кто, как ворона «кра, кра, кра»,

Твердит: «До завтра, до утра!» —

Тому колпак надеть пора.

*

Глупец, кто, внемля голос божий:

«Спеши, чтоб не взыскал я строже,

Исправься, грешный путь забудь!» —

Сам не спешит на правый путь:

Мол, нынче неохота, лень,

Живу, мол, не последний день, —

Исправлюсь завтра. Кра, кра, кра!

А доживет ли до утра?

Дурак себя же мучит тяжко,

И все отсрочка, все оттяжка!

А грех и глупость — тут как тут —

С весельем рядышком идут.

Клянется часто сын заблудший:

«Уж завтра-то я стану лучше!»

Но это «завтра» никогда

Не наступает, вот беда!

Как снег растаявший, как дым,

Заветный день неуловим.

И только одряхлев, глупец

В то завтра вступит наконец,

Расслаблен, немощен уже,

С тоской раскаянья в душе.

Спеши сегодня лучше стать —

Не будешь завтра так страдать.

Звучало нынче божье слово,

А прозвучит ли завтра снова?

Кто исправляться завтра любит

И все грешит, тот душу губит.

О КАРАУЛЬЩИКАХ СВОИХ ЖЕН

Кто охранять стрекоз возьмется

Иль воду наливать в колодцы,

Пусть за женой следить берется.

*

День-два хороших, сто плохих

У глупых стражей жен своих.

Коль истинно честна жена,

За нею слежка не нужна,

А коль жена блудлива, лжива,

То своего добьется живо.

Какой ни учреди надзор,

Возьми все двери на запор,

Ставь караульных у ворот, —

Она всех за нос проведет.

И в башню заточи, иная

Родит младенца, как Даная.

А Пенелопу — без надзора —

Хоть осаждали ухажеры,

Но мужу двадцать лет она,

В разлуке с ним, была верна!

Кто знает, что наверняка

Ни разу не бывал пока

Женой обманут, что жена

Заботлива, добра, нежна,

И не боится он измены,

Тот истинно супруг блаженный.

Хоть будь красавицей жена,

Но если дурой рождена,

С ней, как с глухой кобылой, мука:

Как ни причмокивай, ни нукай, —

Пошел на ней пахать, — бог мой! —

Бороздки ни одной прямой!

Жена, что служит всем примером,

К таким привержена манерам:

Глаз на мужчину не поднимет,

Словца любезного ни примет,

Боясь, что льстивый хват-угодник —

Злой волк в овечьей шубе — сводник…

Париса некогда сама

Елена не сведи с ума,

Дидона не прельстись Энеем, —

Судьба была б добрей к обеим!

О ПРЕЛЮБОДЕЯНИИ

Где смотрит муж сквозь пальцы, там

Жену с чужим он сводит сам:

Там кошке смех и плач мышам.

*

Хоть любодействуй в наши дни,

Хоть походя кого толкни, —

Оно теперь и не грехом

Считается, а пустяком!

И в грешном Риме святость брака

Не смели осквернять, однако —

Что Цезаревы нам законы,

Что Юлиевы нам препоны?!48

Дом, где хозяин Ганс-тюфяк, —

Содом: «Ты дура!» — «Сам дурак!»

«Ты начала!» — «Молчи!» — «Отстань!»

Так день-деньской раздоры, брань, —

Летит горшок, шумовка, тяпка,

А муженек, растяпа, тряпка,

Лицо — в ладонь и норовит

Прикинуться, что крепко спит.

Стар иль во цвете лет супруг,

Все женам нынче сходит с рук,

Все переварит муж-ублюдок, —

Луженым стал мужской желудок!

Мужья, подобные Катону,49

Который в Риме в годы оны

По доброй воле был рогат,

Жену свою сдав напрокат, —

Не станут плакать, в драку лезть,

Супружества спасая честь.