Корабль для уничтожения миров

– Все это означает, – продолжал развивать свою мысль Найлз, – что ты либо выиграла голосование, и Император жутко окрысился на тебя, либо ты голосование проиграла и в итоге заработала всего лишь сдержанное недовольство. Как бы то ни было, победа, одержанная Лаурентом Заем, сделала чрезвычайный план ненужным, и теперь Его воскрешенное величество выглядит чудовищем, что бы он там ни предлагал. А поблагодарить за разделение военного совета ему некого, кроме тебя. Ему же хотелось с кем-то разделить вину.

Оксам была изумлена: и как только Найлз все это угадал? Вероятно, следил за лицами других членов военного совета во время ее выступления в Сенате, а может быть, выследил признаки приготовлений к осуществлению плана Императора где-то среди колоссальных массивов данных, которые просматривал каждый день. Но, вероятно, Найлзу оказалось достаточно всего-навсего упоминания о законе столетнего табу, и все остальное он домыслил.

– Короче говоря, – продолжал он, – ты совершила самый страшный грех: одержала моральную победу над Императором.

Нара не выдержала.

– Моральную победу, Найлз? Вроде бы ты как-то раз сказал, что это словосочетание – не что иное, как оксюморон.

– Так и есть, сенатор. Уверен, ты способна понять, что в твоей победе есть несколько внутренних противоречий. К примеру, теперь у тебя стало намного больше авторитета, но зато и опасность тебе грозит более серьезная.

– А ты не драматизируешь, Найлз?

Он покачал головой.

– Все так ясно, что яснее не бывает, Нара. Если я прав, если я не лишился рассудка, то ты напрямую выступила против самого могущественного человека в центральных пределах миров, заселенных людьми.

Нара пожала плечами, снова надела маску равнодушия и перевела взгляд к окну. Планета спасена, ее любимый все еще жив. Все, чем стращал ее Найлз, не могло омрачить радостей этого светлого дня.

Тем не менее Нару все-таки тревожил сам факт того, каким образом Найлзу удалось нарисовать всю эту картину. Уж нет ли у него шпионов в военном совете? Нара Оксам бросила взгляд на старика и заметила морщины у него на лбу, говорящие о том, что ее главный советник встревожен. И тут она поняла: все, что нужно было Найлзу для дедукции, он черпал от нее. Он читал ее чувства так же легко, как она читала чувства толпы. Понимание масс было политическим искусством, а понимание политиков – непременным качеством советников.

Найлз был эмпатом на службе у эмпата.

– Это ты называешь советом, Роджер? – произнесла она через некоторое время.

– Нет, сенатор. Советом я называю вот что: будь осторожна. Ходи помедленнее. Берегись ударов в спину. Предполагай (на всякий случай), что Император расставляет для тебя западню, что он только того и ждет, чтобы ты совершила ошибку. Не совершай ее.

– Не совершать ошибок. Отличный совет, советник.

– Это чертовски отличный совет, сенатор. Следующая ошибка может всем нам обойтись очень дорого.

Она вздохнула и кивнула.

Роджер Найлз наконец позволил себе сесть. Он тяжело опустился на один из стульев для посетителей.

– И еще кое-что, сенатор. Я должен извиниться.

Оксам широко раскрыла глаза.

– За что, ради всего святого?

Найлз с трудом сглотнул подступивший к горлу ком.

– За мои слова о том, что Заю лучше было бы погибнуть.

– А, вот ты о чем.

Нара задумалась. Нет, она ни на секунду не обиделась на Найлза за эти слова. Ими он предупредил ее о том, как это опасно: быть влюбленной в офицера, сражающегося на передовой линии фронта. Работа Найлза состояла в том, чтобы предупреждать ее об опасности, что он и сделал пару секунд назад.

– Роджер, – сказала Оксам, – я знаю, ты рад, что Лаурент остался в живых.

Найлз отвел взгляд.

– Конечно. Никто не пожелал бы любимому погибнуть на войне. Но если уж так, то это хотя бы окончательная смерть.

– Роджер? – непонимающе переспросила Оксам. Она никогда не видела такого выражения лица у своего главного консультанта.

– Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, почему пошел в политику, сенатор?

Нара попыталась вспомнить, но представить Роджера Найлза отдельно от политики не смогла. Этот человек был политикой. Нара медленно покачала головой.

– Любовь всей моей жизни умерла, когда мне было двадцать лет, – выговорил Найлз, медленно произнося слово за словом. – Внезапное кровоизлияние. Она происходила из древнего вастхолдского аристократического рода, и все это случилось во времена, когда процветало наследственное Возвышение.

Оксам ошеломленно заморгала. Она и представить не могла, что Найлз настолько стар. До того как она стала имперским сенатором, Найлз утверждал, что большую часть времени проводит в анабиозе, что он живет только в месяцы, предшествующие выборам, и тем самым продлевает себе жизнь, дабы поучаствовать в возможно большем количестве политических баталий. Но Нара никогда не верила, что это так и есть.

Наследственное Возвышение? Да он не просто старый. Он древний.