Корабельщик

Максим послушался этого совета и вновь остался в темноте, только через веки пробивался отдаленный свет нескольких керосиновых рожков. Было жестко и неудобно лежать на холодном алтаре, и все же он был получше, чем сырая скамья в подземелье. Песни Смерти и вязкий, дурманящий запах курильницы повлекли его куда-то ввысь, к сводам, будто он должен был именно так, не теряя сознания и не проходя через ледяные объятия матушки Тьмы, присоединиться к сонму Звезд.

– Твой подданный, матерь наша Смерть, пытался отнять у тебя твое чадо, оставив его мучиться неосвобожденным в этой юдоли горя и боли. Высший закон твой, повелевающий нам предать тебе этого отступника для наказания, будет исполнен. – Голос Гордиана звучал торжественно, и Максим не сомневался, что Смерть благосклонно внимает ему. – Прими же искупляющие вину этого смертного раны и телесные страдания как плату за его ошибку в этом мире, позволь ему завершить свой земной путь небесным, а не раствориться во Тьме бесследно. Воистину мирские деяния его достойны звездных… Именем народа и его законной власти, исполняя волю предков и букву Уложений, избавляя от бесплодных страданий человека и родных его от обузы, дабы дать жизнь новым поколениям сограждан, вверенной мне как служителю Храма властью – покойся в мире и не ропщи на живых.

Все обмерло внутри у Максима, когда тень обеих рук Авдиева с зажатым в них кинжалом мелькнула за веками, стремительно приближаясь к его груди. Лезвие мазнуло Максима по коже, упершись острием в алтарь, вспыхнул магний газетчика. “Не дышите”, – услышал барон и почувствовал, как его руки сцепляют пальцами у него на груди. Повеяло легким ветерком – Гордиан накинул на тело Максима черное покрывало, и тот приподнял ладони на дюйм, чтобы скрыть движение собственных ребер.

В голове у барона было совершенно пусто, будто его и в самом деле только что освободили и дух его не знает, куда податься и что, собственно, делать дальше без тела.

Послышались шаги, Максима плотнее завернули в ткань и перекатили на что-то подвижное. Каталка заскрипела плохо смазанными колесиками на неровностях мраморного пола. Служители двигались в абсолютном молчании, даже дыхания их не было слышно. Барон и подавно молчал, словно ему зашили рот. Худшего, чем нож под ребра, он уже не ожидал, а раз сам Гордиан взялся провести его освобождение, можно было верить в удачу.

Наконец его столкнули с каталки в кучу таких же, “отняв” перед этим кусок ткани. Максим догадался, что находится в печном фургоне, однако тут никто не горел. Под руками барона заскользила влажная одежда трупов, и в слабом свете луны, проникавшем сверху, ладони показались черными. Пахло чем-то приторным, старым и затхлым, как будто сама Смерть придавала людям такой запах, стоило им встретиться с нею.

А раньше Максим думал, что запах у Смерти такой же, как у зимних звезд – морозный и чистый, будто снег. Он подтянулся на руках к борту и выглянул наружу. Фургон стоял на заднем дворе, его крышу освещали слабо светящиеся, высокие окна Храма на первом этаже пристроя. Перекинув ногу, барон мягко спрыгнул на траву, хотя тело его при этом буквально взвыло от боли. Он знал, что территория огорожена и ему не выбраться за нее иначе, кроме как через главные ворота – не в том он был состоянии, чтобы прыгать с дерева на край двухсаженного забора, да еще в темноте.

Оставалось понадеяться на помощь Гордиана. Дверь в пристрой внезапно отворилась, послышались развязные голоса служителей, и кто-то сгорбленный и мелкий шмыгнул к механическому колодцу с ведром. Прячась в тени пиний, Максим двинулся вокруг Храма и вскоре достиг выхода. За воротами он разглядел мобиль, в салоне которого, рядом с Агапитом, горела керосиновая лампа и тлел огонек папиросы. Ночной стражи видно не было, поэтому беглец откинул крюк калитки и вышел на улицу.

– Наконец-то, – вздохнул пассажир мобиля, высунувшись в заднее окно. – Садитесь скорее, сударь.

Это был, конечно, Магнов. Максим уселся в мобиль на заднее сиденье, и шофер тотчас тронулся с места, завернув фитиль лампы.

– Как вы узнали? – спросил барон. – К вам Кира Кассианова прибежала?

– Какая еще Кира? – нахмурился бывший министр. – Жена твоя примчалась вся в слезах и рассказала, как тебя увезли в храмовом грузовике. Она с Евграфом ехала, когда у них мобиль заглох. Конечно, я сразу связался с Авдиевым, и он вспомнил один из пунктов их внутреннего Уложения, по которому освобождение высшей аристократии производят посвященные адепты. Этот параграф уже лет десять не применяли…

Максим промолчал, откинувшись на сиденье, и только вздрагивал вместе с мобилем на колдобинах. Пешеходов было мало, под колеса никто не бросался, и машина шла гладко.

– Что мне теперь делать?

– Да ничего, – сердито проговорил Элизбар. – Пойдешь ко мне флаг-офицером, что же еще?

Он засопел и протянул Максиму папиросную пачку.