Коптский крест

Борис Батыршин КОПТСКИЙ КРЕСТ

Часть первая ВНИЗ ПО КРОЛИЧЬЕЙ НОРЕ ИЛИ «ТУДА И ОБРАТНО»

Глава первая

Судьба порой выбирает своим орудием неожиданные предметы. Сейчас эта роль досталась обычной тетрадке. Она коварно завалилась за письменный стол и никак не хотела оттуда выбираться, несмотря на все усилия владельца, Николеньки Овчинникова, московского гимназиста, 13-ти лет от роду. Тетрадь отражала атаки одну за другой. Сначала – посмеялась над попыткой выцарапать ее из-за ножки стола с помощью карандаша, потом проигнорировала циркуль, а под конец, когда Николенька сумел подцепить беглянку линейкой, коварно за что-то зацепилась. Это стало последней каплей – Николенька встал, выпрямился, утер со лба трудовой пот, и со вздохом признал свое поражение. Тетрадь надежно закрепилась на занятых позициях, и теперь надо было приходилось менять стратегию – двигать стол.

Николенька толкнул массивное дубовое сооружение – бесполезно. Стол будто прирос к полу. Пришлось навалиться на его изо всех сил; что-то хрустнуло, и стол сдвинулся – на ладонь, не больше. Впрочем, – теперь можно было забраться между стеной и столом и нащупать-таки проклятую тетрадку.

Надо было поторопиться. Николеньке уже давно следовало поспешать в родную 5-ю классическую гимназию. Опоздание был чревато записью в кондуит[1], значит – оставят после уроков. А с учетом накопившихся уже грешков – могут и вовсе родителей вызвать. То есть, не родителей конечно, а дядю… но легче от этого не будет.

Нет, попадать в кондуит никак не стоило. Не то, чтобы дядя Василий был как-то особо строг к мальчику – скорее, уж наоборот. Дядя и сам был учителем, преподавал словесность в гимназии для девочек, и Николке никак не хотелось его расстраивать. Так что, следовало поторопиться. Даже если выйти прямо сейчас – придется бежать со всех ног, и не дай бог, налететь на кого-нибудь из гимназических церберов!

Здравый смысл подсказывал бросить все и идти. Но, как назло, тетрадь была по латинской[2] грамматике. В гимназиях Российской Империи латинисты никогда не относились к категории любимых учителей; наоборот – гимназисты ненавидели их всеми фибрами своих детских душ, и большинство преподавателей этого классического мертвого языка платили ученикам полнейшей взаимностью. И латинист 5-й Московской классической казённой гимназии выделялся скверным нравом даже среди своих коллег. Он изводил учеников придирками за малейшую ошибку или исправление… что уж говорить о не сделанном домашнем задании! Нет, явиться в гимназию без тетрадки по латыни было решительно невозможно.

– Николя, что ты там возишься? Опоздаешь!

А то он об этом не знал! Тяжко вздохнув, Николенька попробовал втиснуться между столом и спинкой кушетки – иначе было не дотянуться до синего матерчатого переплета, выглядывавшего из-за массивной, в виде львиной лапы, ножки. Ну вот, еще немного…

– Николя, что это значит? Куда ты залез? Брюки помнешь, негодный мальчишка!

Тётя стояла в дверях Николенькиной комнаты, и глаза ее пылали праведным гневом. Еще бы! Как раз сегодня прислуга Овчинниковых, Марьяна отпросилась на пол-дня – у нее заболела двоюродная сестра, и девушке надо было «ходить за сродственницей». А тётя Оля, как назло, забыла напомнить ей, погладить Николенькину форму! Так что, пришлось супруге Василия Петровича самой браться за пышущий жаром чугунный утюг, принесенный дворником Фомичом, и проглаживать жесткие, суконные складки. Так что безответственное поведение племянника привело тётю Олю в негодование.

– Да, тётенька, сейчас! Тетрадка по латыни за стол завалилась…

– Следить надо за вещами и не разбрасывать, где попало – тогда и заваливаться не будет! И вообще, Николя, ты уже давно должен был уйти в гимназию. Снова опоздать хочешь?

Тётя Оля, единственная из домашних, обращалась к племяннику не «Николка» или «Николенька», а на французский манер – Николя. До замужества тётя окончила Московский институт благородных девиц – и там приобрела привычку вставлять в речь французские словечки и забавно коверкать русские имена галльским ударением. Николеньку это нисколько не задевало – наоборот, он находил речь тёти милой и очаровательно старомодной. В представлении мальчика, так же говорила, например, Татьяна из «Онегина», а так же тургеневские барышни.

Наконец-то Николеньке удалось дотянуться до проклятой тетрадки. Ухватившись покрепче – насколько сумел, тремя-то пальцами, – он дернул. Тетрадь, как ни странно, не поддавалась. Мальчик дернул еще раз; раздался треск, и тетрадь оказалась у него в руках. По полу раскатились чёрные бусинки, а из-за дубовой львиной лапы высунулся какой-то шнурок.

– Скорее, Николя, что ты копаешься?