Коплан возвращается издалека

В очередной раз поднося рюмку к губам, Кониатис посмотрел на себя в зеркало, придирчиво инспектируя узел галстука и прическу. Он был высок, хорошо сложен и удивительно строен для мужчины его роста и возраста. Его серый в узкую черную полоску костюм не отличался изысканностью покроя, но в этой скромности сквозило достоинство, нареченное великосветскими портными «классической простотой». Весь его вид выдавал бесспорное довольство собой. Он держался безукоризненно прямо, словно демонстрируя безупречную выправку, и его спокойная физиономия говорила о том, что ее обладатель достиг совершенства и полностью удовлетворен как собственной внешностью, так и своим положением в обществе. Его матовая кожа, слегка тронутая загаром, была на гладких щеках и энергичном подбородке покрыта бодрым румянцем, свидетельствующим о завидном кровообращении. Его короткие седеющие волосы были подстрижены по молодежной моде, с пробором с правой стороны. Длинные ухоженные пальцы, распространяемый им аромат дорогого лосьона — все говорило о том, что этот 50-летний мужчина по-прежнему заботится о производимом им, особенно на женщин, впечатлении.

Он облокотился на стойку и изящно выгнул спину.

— Скажи-ка, Жорж, — зашептал он, обращаясь к бармену, — ты знаешь вон ту блондинку в сиреневом платье?

— Нет, впервые в расположении нашего полка, месье Антуан. Типа за ее столиком видали здесь уже несколько раз за последние две недели. Как я понял, он по механической части.

Кониатис медленно кивнул, не произнося ни слова. Потом какое-то время он наблюдал краем глаза за блондинкой с потрясающими ногами. И, стоило освободиться столику но соседству с ней, он перенес на него свою рюмку, извлек из внутреннего кармана висящего на вешалке пальто газету «Монд», уселся и погрузился в чтение.

Пока что Моник Фаллэн изображала безразличие как к присутствию Кониатиса, так и к явно проявляемому к ней интересу. Она так и не одарила его ни единым взглядом.

Спустя мгновение «липовый» приятель, болтавший с Моник и пикантной брюнеткой, отлучился позвонить. Вернувшись, он объявил:

— Патрик, как видно, улизнул в Нант, теперь ни к чему его дожидаться. Мне только что сообщил об этом его папаша.

— Вот негодяй! — провозгласила Моник голосом, далеким от конфиденциальности. — Я ему это припомню! Мог бы по крайней мере предупредить…

— Можешь пойти с нами, — примирительно произнесла брюнетка.

— И не подумаю! — отрезала Моник. — Патрик подвел меня, но я не стану вам досаждать.

— О чем ты говоришь! — возмутилась брюнетка. — Ты помрешь со скуки в одиночестве.

— Это ты напрасно. Я найду десяток таких, как Патрик, а то и лучше. А в будущем ему меня уже не провести. В третий раз обещает прийти, а сам… Что ж, понятно. Пускай катится куда подальше. Я найду, чем занять вечер…

Расстроенная брюнетка вступилась было за Патрика. Но Моник отвернулась, не желая слушать. Мрачное выражение ее лица говорило о вконец испорченном настроении.

Кониатис, не упускавший ни единого сказанного ими слова, старался теперь встретиться с блондинкой глазами. Заметив это, она не отвела взгляд, а многозначительно улыбнулась. Обладая врожденным актерским даром, она сперва заставила свои лазурные глаза блеснуть восхищенным интересом, после чего на ее губах расцвела несмелая улыбка, какой улыбаются помимо собственной воли покоренные женщины.

Прервав зарождающийся контакт, она повернулась к подруге:

— Если вы еще не раздумали поужинать до спектакля, я советую вам поторопиться, иначе вы опоздаете к первому акту.

— Напрасно ты дуешься, Моник, — стояла на своем брюнетка.

— Умоляю, Сюзи, — протянула Моник, — я уже не девочка… Луи чего доброго вообразит, что ты боишься остаться с ним вдвоем.

Вовлеченный этой репликой в действие, Луи также предпринял попытку уговорить Моник составить им компанию. Попытка была вялой.

В итоге Луи и Сюзи поднялись. Луи расплатился, и они покинули бар.

Кониатис с царственным видом пересел в кресло, еще хранившее тепло Луи.

— Надеюсь, вы не рассердитесь, если я минуточку посижу с вами? Я не прислушивался специально, но все же стал свидетелем вашего разговора и понимаю ваше состояние. О, ваша тревога напрасна! Я давний завсегдатай этого местечка и хочу по-дружески угостить вас. Представьте себе, я примерно в том же положении, что и вы.

Моник одарила его тяжелым недоверчивым взглядом.

— Я договорился о встрече с приятелем, — упорствовал он, — а тот застрял в Канне, и я предоставлен самому себе.

Он повернулся к стойке и вскинул руку:

— Жорж! Две рюмки «Катти Сарк»!

— Уже несу, месье Антуан!

Кониатис протянул Моник свой портсигар.

— Благодарю, — молвила она, доставая неизменный «Кент». — Я курю только этот сорт.

— Какая разница? Оба сорта американские.

Она приняла сигарету. Он дал ей прикурить, приговаривая при этом:

— У вас восхитительное платье…

— Неужели? — насмешливо откликнулась она. — Вы случайно не портной?