Копья Иерусалима

— Она бесценна уже сейчас!

Его быстрые глазки, похожие на яблочные семечки, бегло окинули меня. Он сделал это не из подозрения, а для того, чтобы понять и оценить чувство, внушившее мне такой ответ. Затем он загадочно улыбнулся. Мне показалось тогда, что он разделяет мое восхищение Жанной и радость прислуживать ей. Но теперь я не могу сказать, что понял до конца, о чем он тогда подумал.

— Сейчас, — сказал он, — мы займемся этой стрелой. Дело трудное, и бедняга будет очень страдать. Хватит ли у вас духа, госпожа? Никто не осудит вас, если вы откажетесь сразу.

Но духу ей хватило, правда, при каждом стоне терзаемого нами раненого она крепко стискивала зубы. Нужно было извлечь застрявший наконечник сломанной стрелы из его живота. Брат надрезал рану маленьким серебряным ножичком и в несколько приемов захватил острие щипцами. Вынимая его, он разорвал какую-то вену, и кровь хлынула широким бурлящим потоком; проклиная нас, человек испустил дух. Только тогда Жанна согласилась присесть. Она была бела, как саван, и лекарь протянул ей склянку, висевшую у него на поясе. Один из братьев подозвал нас. Кузнечный подмастерье внушал серьезные опасения.

— У него сломана черепная кость.

Однако он был еще жив, несмотря на два тяжелых ранения — спины и головы. Жанна присела возле него, взяла его руки в свои — она не могла помочь ему ничем больше, кроме как молитвами своей безгрешной души:

— Господи, Боже мой, снизойдите к этому младенцу в великой милости Своей. Во имя славы Вашей, горя любовью к Вам, принял он на себя крест. Исцелите его во имя любви к Вам, но введите его в Царствие Ваше, если так угодно Вам.

Как только прозвучал колокол, сзывавший на полночное бдение, маленький кузнец скорчился на своем ложе и простонал:

— Я умираю за вас, госпожа моя!

И она поцеловала грубую руку, лежащую в ее ладонях, она согрела ее теплом своих нежных губ! Умиротворенный этим поцелуем и милостью Божьей он затих и погрузился в вечный сон, устремив на нее оставшиеся открытыми глаза. Мы отнесли его в капеллу и накрыли черным покрывалом. Один из госпитальеров произнес:

— Счастливый юноша, он умер за святое дело. Отцу своему небесному вручит он душу чистую, как голубица. Я завидую ему. Он не успел нагрешить.

Тою же ночью среди спящих случился переполох. Нас срочно вызвали. Господин Анселен был разбужен тем, что кто-то вытаскивал у него кошель со всем нашим состоянием! Человек этот скрылся, но он не мог никуда выйти из дома. Конечно же, он не был ни храмовником, ни жителем Молеона. С горьким чувством, при свете факела принялись мы за поиски. Кошель был обнаружен у одного из пилигримов, спасенных нами с таким трудом. Эта кража возмутила даже самых кротких. Они потребовали немедленного возмездия. Рыцарь Рено выхватил меч:

— Этого ему мало! — прорычал он. — Прежде чем его повесить, надо отрубить ему эту грязную клешню!

— Нужно, чтобы он сперва покаялся, — сказал старый Анселен.

Провинившийся встал перед ним на колени:

— Добрый господин, молю вас о снисхождении, ведь я — дурное семя, кающийся грешник, презренное отродье… Искушение пробудило во мне дурные привычки. Сто раз заслуживаю я смертной казни, ибо не смог искупить грехи, несмотря на все мои усилия…

— Веревку! — кричали вокруг. — Это лжепилигрим!

Но тут вмешалась Жанна и добилась его помилования.

11 РОЗА В ПЛЕВЕЛАХ