— Мы собрались здесь сегодня в оборотень-день, последний день года как того требует старый обычай нашего племени, — голос оборотка звучал приглушенно, будто со дна колодца.
— Урский бог подарил нам хороший год. Урожай собран, скот отелился. И, слава богу, все живы.
Дядька Прохор обвел взглядом стоявших в круге. После того как он нарушил молчание и заговорил, державшее всех напряжение ослабло, волки ожили, задвигались.
— Пришло время дать оценку вашему вожаку. Мудро ли он вел общину и не допустил ли для кого напрасного вреда или убытка.
Говоря, дядька Прохор старался не смотреть ни на кого в упор, чтобы ненароком не оказать давления, и тем не упредить желающего сказать что-либо против него. Немного выждав, предоставляя возможность высказаться, вожак убедился, что пока говорить никто не собирается, и продолжил:
— А также, сегодня вы изберете нового вожака, наиболее достойного, мудрого и знающего, того, кто поведет вас всех по кругу нового года. Свое вождение он начнет, возглавив отряд на Белрогу к чухам на нифрильный мен.
Для соблюдения буквы древнего обряда дядька Прохор сказал все, что положено. И теперь ему оставалось только передать слово стае. Поэтому дальше он стал говорить уже мягко и буднично:
— Среди нас есть и достойные, и знающие. Давай что ли ты, Ефим. После меня ты самым старшим будешь.
Дядька Прохор сделал приглашающий жест и в середину круга вышел сильный матерый волк, в котором Васька узнал отца.
— Благодарю, дядька Прохор, за честь говорить первым, — В таком же глухом обороченном голосе Ефима отчетливо слышалось уважение к вожаку. Да и само именование Прохора дядькой являло собой знак признания старшинства. Хотя самому Ефиму было уже далеко за тридцать, и для многих на деревне он давно сам имел звание дядьки, Прохор все ж таки был на семь лет старше его самого. А до такого возраста здесь мало кто доживает.
— По мне, так другого вожака кроме дядьки Прохора и не надо, — Ефим теперь обращался ко всем. — Все он делает толково, а чухи его почти как своего принимают. С ними никто лучше Прохора не договорится. Предлагаю выбрать в вожаки снова дядьку Прохора.
Одобрительный гул прокатил по кругу стоящих, но обряд должен быть исполнен до конца.
— Может вот, Герась другое что предложит, посчитай теперь после нас с дядькой самый старый — он.
Ефим вернулся на свое место, а в круг вышел вызванный им Герась, но тот сказал и того меньше:
— Я тоже за дядьку Прохора. Чего там.
Следом, один за другим, по старшинству выходили все остальные старики, то есть те, кому уже исполнилось тридцать лет, и все подтверждали, что хотят переизбрать вожаком Прохора. Когда каждый из них высказался, и стало понятно, что за неимением других предложений голосования не потребуется, Дядька Прохор вышел из круга и прошел в другую часть поляны к костровищу, где у него все было заготовлено для костра. В его пальцах блеснула зеленым светом копеечка, дядька шепнул наговорное слово, и копейка стала набирать свечение, а накопив его сколько нужно, выстрелила искрой на тонкий лоскуток березовой коры. Береста тут же вспыхнула. Большой костер занялся быстро и сильно, высветив дядьку Прохора во весь рост, и Васька вдруг обнаружил, что тот перешел с оборотка на лицо, снова став человеком. Теперь он был уже не вожаком стаи, а человеком и атманом, а значит, дать присягу и подчиниться ему должны уже не волки, а люди.
Васькин отец первым вышел из круга, подошел к костру и кувыркнулся прямо через пламя. Когда же он поднялся на ноги, Васька увидел, что отец теперь тоже уже не волк, а человек. Он спокойно подошел к дядьке Прохору и встал от него по левую руку. Следующим прыгнул через костер Герась. Обернувшись с волка на лицо, он встал рядом с Васькиным отцом. А затем и все остальные волки покидали круг, прыгали через костер, оборачиваясь людьми, и плечом к плечу вставали в один ряд за своим атманом, тем самым, присягая ему на службу.
Наконец в темном кругу остался только один волк, не пожелавший присоединяться к остальным. Васька узнал в нем Макарку, совсем молодого парня, старше самого Васьки на полгода от силы. Но тот родился весной, и потому пришел на мужское посвящение.
Макарка впервые участвовал в сходе, было видно, что он робеет, но в глазах его читалась решимость. Дядька Прохор, поняв, что Макарка не собирается прыгать через костер, подошел к нему сам.
— Волк может отказаться давать присягу, — сказал он веско, — И товарищи не имеют права ни упрекать его, ни чинить препятствий. Но в течение трех дней волк, отказавшийся присягать, должен покинуть общину.
Дядька Прохор внимательно смотрел на юного волка, пытаясь понять, хорошо ли тот уясняет себе последствия своего решения.
— Волк, отказавшийся давать присягу, может так же рассказать своим товарищам о причинах, побудивших его. Если это зло или нанесенная обида, он может потребовать общинного суда над обидчиком, — говоря, Прохор покачивал головой, как это делают, когда хотят втолковать неразумному.
— Нет, дядька Прохор, — Макарка говорил, запинаясь, — Никто меня не обижал. Дело в девушке. Я ей предложение делал…