Копье Пустыни

– Чепуха. – Мери потянулась к капюшону. – Ты жив после стольких лет! По-твоему, я испугаюсь каких-то шрамов?

Он резко отстранился, перехватив ее руку:

– Все намного сложнее.

– Арлен! – Она уперла руки в бока, совсем как прежде, когда считала, что он несет чушь. – Ты уехал из Милна восемь лет назад, даже не попрощавшись. Так наберись хотя бы смелости показать свое лицо!

– Насколько я помню, это ты меня бросила.

– По-твоему, я не знаю? – крикнула Мери. – Я все эти годы корила себя, боялась, что ты умер на дороге или достался другой женщине только потому, что однажды вечером я была слишком самолюбива и расстроена! Сколько мне еще страдать из-за того, что я не сдержалась, когда ты сказал, что лучше рисковать жизнью, чем жить в клетке со мной?

Меченый взглянул на нее, зная, что она права. Он никогда не лгал ни ей, ни кому-то другому, но все равно обманул ее, позволив поверить, что больше не мечтает стать вестником.

Он медленно поднял руки и откинул капюшон.

При виде татуировок глаза Мери округлились, она ахнула и прикрыла ладонью рот. Десятки татуировок только на лице. Узор вился по скулам и губам, по переносице и вокруг глаз, заходил даже на уши.

Мери инстинктивно отшатнулась:

– Твое лицо, Арлен, твое прекрасное лицо! Что ты с ним сделал?

Он много раз представлял себе ее реакцию, сталкивался с подобным по всей Тесе, и все же, несмотря ни на что, реакция Мери глубоко его ранила. В ее глазах читался приговор всему, чем он был, и Меченый впервые за долгие годы почувствовал себя маленьким и беспомощным.

Это его разозлило, и Арлен из Милна, который много лет молчал и лишь сейчас подал голос, вернулся во тьму. Власть взял Меченый, и взгляд его стал холодным.

– Я сделал то, что пришлось, чтобы выжить, – скрипуче ответил он.

– Ничего подобного. – Мери покачала головой. – Здесь, в Милне, тебе ничто не грозило. В конце концов, ты мог жить в любом другом Свободном городе. Ни к чему было… уродовать себя, чтобы выжить. Просто ты ненавидел себя и считал, что заслуживаешь одного – ночевать под открытым небом. Ты боялся пустить в сердце любовь, которую могут отнять подземники.

– Я не боюсь подземников. Я отважно странствую в ночи и не боюсь демонов великих и малых. Они в ужасе бегут от меня, Мери! Они! – Он ударил себя в грудь, чтобы подчеркнуть свои слова.

– Ну конечно бегут, – прошептала Мери. По ее гладким круглым щекам текли слезы. – Ты же сам стал чудовищем.

– Чудовищем?! – взревел Меченый, и Мери в страхе отпрянула. – Я сделал то, чего никто не делал сотни лет! То, о чем всегда мечтал! Я вернул человечеству силы, утраченные со времен Первой войны с демонами!

Мери сплюнула. Он явно не произвел на нее впечатления. Сцена неприятно напомнила ему третий сон.

– Какой ценой? – спросила она. – Арлен, Джайк подарил мне двух сыновей. Ты пошлешь их на гибель в очередной войне с демонами? Они могли бы быть твоими сыновьями, твоим даром миру, но ты подарил ему лишь разрушение.

Меченый собрался язвительно ответить, но слова не шли с языка. Скажи ему подобное кто-то другой, и он нашел бы, что возразить, но Мери с легкостью пробила его броню. Что он подарил миру? Неужели тысячи юношей возьмут в руки его оружие, только чтобы пасть в ночи от лап демонов?

– Ты действительно сделал то, о чем всегда мечтал, Арлен, – добавила Мери. – Теперь к тебе никто близко не подойдет.

Она покачала головой. Лицо ее исказилось, с пухлых губ слетел всхлип. Она зажала рот рукой, развернулась и бросилась прочь.

Меченый долго стоял, глядя на мостовую. Люди шли мимо. Они видели его татуированное лицо и оживленно переговаривались, но он даже не замечал. Мери вторично бежала от него в слезах, и ему хотелось провалиться сквозь землю.

Он бесцельно бродил по улицам, размышляя над ее словами. Она права? Он действительно не пускал любовь в сердце с тех пор, как умерла его мать? Он знал ответ, и оттого обвинения Мери казались особенно вескими. Он шел, и люди обходили его стороной. Татуированная плоть отпугивала их не хуже, чем подземников. Только Лиша пыталась приблизиться к нему, но он оттолкнул даже ее.

Спустя какое-то время он поднял глаза и обнаружил, что инстинктивно вернулся к мастерской Коба. Знакомое место манило его, и он не смог устоять. Он чувствовал себя опустошенным. Выжженным. Пусть Элисса бранится и бросается на него с кулаками. Хуже уже не будет.

Когда он вошел, Элисса подметала пол. Она была одна. Она подняла глаза на звон колокольчика и встретилась с Меченым взглядом. Оба долго молчали.

– Почему ты не сказала, что они поженились? – наконец спросил он, как обиженный и глупый ребенок, но больше ему ничего не пришло в голову.

– Ты мне тоже не все рассказал, – спокойно ответила Элисса. В ее голосе не было ни злости, ни упрека. Можно подумать, он спросил, что она ела на завтрак.

Он кивнул:

– Я не хотел, чтобы ты видела меня таким.

– Каким? – ласково спросила Элисса, оставила метлу и скользнула к нему, положив ладонь на руку. – В шрамах? Я видела немало шрамов.

Он отвернулся, и она не стала задерживать ладонь.

– Я сам нанес себе шрамы.

– Как и все мы.