Копье чужой судьбы

Оставив машину, я зашел внутрь, в кресле уже сидел мальчишка с простыней на плечах. Судя по амуниции – свеженький новобранец. Заметив меня, мастер стащил с него простыню и предложил обслужить меня первым. Я отказался, сказав, что буду ждать, и вышел на улицу.

Последние дни многое изменили, улицы заполнились десятками тысяч беженцев. В Берлине скопилось много женщин и детей из Восточной Пруссии. Они пришли сюда и не знали, куда им идти дальше.

Я отвернулся к стене, пытаясь укрыть от ветра огонь зажигалки. Когда прикуривал сигарету, поднял глаза, увидел плакат, предупреждавший, что дезертирство карается трибуналом. Подумал: все катится в тартарары. Говорят, здесь, в Берлине, построили несколько расстрельных площадок для дезертиров.

Мимо проехал грузовик с новобранцами, женщины провожали их печальными взглядами. В их глазах застыло ожидание скорой гибели.

– Господин офицер… – Старик-парикмахер вышел на улицу. – Прошу вас зайти внутрь.

В дверях я столкнулся с новобранцем, на голове его топорщился прусский ежик. Вытянувшись, он козырнул мне, а потом побежал, хлюпая не по размеру большими ботинками. И я вдруг понял, что этот мальчишка скоро умрет…

Я сидел в кресле и смотрел на себя в зеркало. Бледное лицо несчастливого человека. На скулах серые тени, выцветшие глаза. Я ненавидел себя за то, что несчастен, ненавидел за то, что жив.

– Вас побрить? – спросил парикмахер.

Я кивнул. Однако побриться было не суждено. Взвыла сирена, оповещая о воздушном налете. Старик снял халат и вызвался показать мне дорогу в бомбоубежище.

Увидев на стене аббревиатуру LSR, сокращенное – Luftschutzraum, обычное обозначение бомбоубежищ, старик-парикмахер спросил:

– Знаете, как теперь расшифровывают такое сокращение местные острословы? – И, не дождавшись ответа, ответил: – Lernt Schnell Russisch – учи скорей русский.

Никак не отреагировав, я подумал, что еще полгода назад он вряд ли решился бы сказать такое, да еще в присутствии немецкого офицера.

В подвале скопилось человек сто пятьдесят, в основном гражданское население. Для большинства не хватило сидений, они стояли и сидели на корточках вдоль стен. Мамаши держали на руках грудничков. Дети постарше лежали в колясках до тех пор, пока не гасли свечи, специально установленные на бетонном полу. Тогда детей поднимали на руки или сажали себе на плечи, чтобы те могли дышать оставшимся кислородом. Кто-то чуть слышно играл на губной гармонике…