Четыре вертолета вывезли трофеи и двух пленных афганцев. Вскоре прилетел еще один борт, сел и тут же взлетел. Из вертушки выскочил кто-то с мешком и автоматом и быстро побежал к развалинам. Вертолет исчез за хребтом, а прибывший пассажир начал испуганно озираться вокруг. Взвода на ночь укрепились на холмах, гость нас не увидел в лучах заходящего солнца и растерялся.
Кавун послушал радиостанцию и, усмехнувшись, сказал мне:
– Это по твою голову проверяющий, по связи передали – замначальника политотдела Жонкин. Иди встречай!
Захватив с собой двух солдат, я спустился к хибаркам и проводил начальника к «СПСам». Иван доложил проверяющему о результатах операции, об обстановке и пригласил его на ужин, успев тихо шепнуть мне:
– Шагай к бойцам, изображай политработу. Проводи беседы с ними, пусть начальник радуется.
Я расположился за камнями с тремя солдатами, рассказал последние новости, о которых прочел в газетах, пошутил немного и вернулся. Слышно было, как подполковник спросил, где я, и как ротный ответил, что на занятиях.
Жонкин улыбался, попивая чай вприкуску с сахаром, расспрашивал о роте, о трофеях. Он был тоже, как и я, новичок. В дивизию прибыл накануне рейда. Нашим гостеприимством и радушием остался доволен. Кавун подарил подполковнику новый трофейный спальник, чем окончательно расположил его к себе.
Утром начальника вызвали на КП дивизии. Для этого предстояло пройти по ущелью несколько километров и подняться на горную вершину. Замначпо попрощался с каждым солдатом и офицером, крепко пожал руку Ивану.
– Товарищ капитан, кто будет сопровождать меня? – спросил у командира Жонкин.
– А замполит и проводит. Пойдет вместе с первым взводом, – ответил, улыбаясь, ротный.
Всю дорогу по извилистому пересохшему руслу реки, прыгая с камня на камень, подполковник инструктировал и наставлял меня. Но делал все добродушно, с пониманием.
С хребта спустился взвод разведчиков во главе с лейтенантом Кузьминским. Заместитель начпо поздоровался с офицером и пошел наверх. На вопросы Острогина: «Что показали пленные, которых мы поймали? Сказали где склады?» – Витя Кузьминский, ухмыльнувшись, ответил, что почти ничего. Один замерз, а другой пошел пописать и сорвался в пропасть.
– Как замерз? – удивился я. – Жарко ведь?
– А на камнях спать холодно, – мрачно пошутил Виктор. – Ха-ха-ха! А если честно, то они не хотели разговаривать. Пришлось первому воткнуть струну в печень. Заговорил, но не с нами, а с Аллахом. Следов допроса от струны не остается, но очень больно. Крови нет, дырочка малюсенькая, но терпеть просто невыносимо. Слабый оказался, не выдержал. Второму – провод от аккумулятора присоединили к «головке» и крутанули ручку телефонного аппарата. Заговорил, но неразборчиво. Вырвался и побежал помочиться. Оступился и долго-долго летел, размахивая клешнями. Не повезло бедняге. Люди не птицы, летать не дано.
– Витя, а без пыток нельзя? Разве можно издеваться над пленными? – удивился я.
– Чудак, кто же сам, добровольно расскажет. Да ты еще трупы наших замученных бойцов не видел. Увидишь – перестанешь удивляться, – сердито ответил разведчик и полез вверх догонять взвод.
– Черт, как в Азии все противно и непонятно! – вздохнул Серж, лежа за валуном и глядя в небо.
Мы решили подождать, прикрывая группу, пока разведка доберется до вершины. Чтоб начальство видело нашу неустанную заботу.
– Эх, жизнь-судьба! И зачем я здесь? Взял из Германии добровольно поехал в Афган. Только потому, что перед ребятами неудобно. Я с немцами пиво пью, а многие мои друзья воюют. Вот и выбрал этот солнцепек. А тут стрельба, убийства, пытки. А еще пыль, мошки, мухи, скорпионы. Черт бы их побрал, насекомых!
– Серж, мне кажется, ты случайный человек в армии! – усмехнулся я. – Не твое это дело – военная служба.
– Угадал. Если в Афгане карьера не сдвинется с мертвой точки, уйду из армии. К черту! Война, Никифор, – единственный шанс служебного роста при отсутствии блата и протекции.
– Я тоже приехал, чтоб никто не попрекал, будто я в тылу отсиживался. На войне служебного роста не будет, уйду на гражданку. Связей у меня нет, да и не службист я.
– Никифор, не переживай, все будет у нас хорошо. Вон, посмотри, Жонкин, как будто и не гнусный мужик, а стал заместителем начальника политотдела. Случаются еще исключения из правил.
Теперь, год спустя Жонкин нелепо погиб…
Вместо рейда в зеленку около Мирбачакота я оказался на совещании политработников в дивизии. Впервые батальон воюет, а я сижу в штабе и протираю штаны на стуле. Вначале было выступление инструктора спецпропаганды, затем Балалаечник учил учету и списанию телевизоров и радиоприемников. Далее прибыл Севостьянов и накинулся на нас с упреками. Досталось трем майорам и капитану. Затем начальник политотдела стал задавать каверзные вопросы о происшествиях, преступлениях, неуставных взаимоотношениях, потерях.
Один из майоров в конце доклада на вопрос Севостьянова о перестройке сообщил: в дивизионе перестроилось десять офицеров, что составляет пятьдесят процентов.