Бугрим пошел за мной под градом насмешек, обреченно шаркая подошвами ботинок.
— Садитесь, товарищ прапорщик, не стесняйтесь, — радушно предложил я.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант, за приглашение, — поблагодарил смущенный Виктор.
— Как будем дальше жить, Витек? — поинтересовался я, выкладывая из сейфа на стол комсомольскую документацию. Это был не сейф, одно название. Металлический ящик, доставшийся мне по наследству от предшественников. Только и годился что для тетрадок.
— Как прикажете, так и будем жить, — вздохнул Бугрим. — Не хотите — расстанемся.
Виктор был растерян и не знал, как себя вести. В мою бытность замполитом роты мы частенько ругались. Он имел неосторожность пару раз «стукнуть» начальству на меня. Часто подкалывал и ехидно подшучивал надо мной. Работа Виктора в батальоне заключалась в основном в организации застолий начальству. Подай-принеси. Конечно, в рейды с батальоном он ходил, как положено. Но если Артюхин сачковал от войны, оставаясь в полку, то и Бугрима держал возле себя в гарнизоне. Прапорщик деградировал на глазах. Его использовали в качестве посыльного по магазинам и для подвоза девочек с торговой базы, причем пользовались его услугами оба замполита полка и даже партком. Мне такой помощник был не нужен.
— Виктор, главное условие совместной службы — прекращай «шестерить» в штабе.
— А шо, я напрашиваюсь? Вызывают, посылают, приказывают. Артюхин мастер в этих делах — достать, привезти, поднести, в койку подложить.
— Я лизать зад Золотареву не собираюсь и тебе не позволю. Хочешь нормально служить, оставайся. Нет — найду замену. Золотарев себе подыщет других «шестерок». У нас вон какой огромный батальон: пятьсот пятьдесят рыльников.
— Товарищ старший лейтенант! Заберите меня и не отдавайте политбоссам. Я, конечно, хочу остаться.
— Ладно, Виктор, вольно. При народе обращайся официально, по званию или по имени отчеству. А между собой будем поддерживать по-прежнему товарищеские отношения.
— Уф-ф-ф, — облегченно вздохнул Бугрим, осознав, что «гроза» миновала.
— Бери свои бумажки и иди куда-нибудь, где нет инфекции, заполняй, исправляй, сочиняй, — распорядился я.
Виктор, обрадовавшись, схватил тетради, попрощался и убежал.
— Ну, что трахнул Бугрима? — засмеялся начальник штаба.
— Поиздевался немного. Ему полезно. Вон, какую он ряшку наел в Ташкенте. Теперь будет в горах и «зеленке» худеть. Быстро приведу его в чувство.
Сбитнев хитро улыбнулся и прошептал, обращаясь только ко мне:
— За перехваченную из-под твоего носа парикмахершу Витюше мстить не будешь? Простишь? Или теперь ее уступит тебе?
— Володя, пошел к черту. Кто о чем, а ты сразу все на баб переводишь. Между прочим, и тебе прощаю прошлые издевательства и гадости, — улыбнулся я. — Сегодня я словно Христос, добрый и всепрощающий.
— Это спорный вопрос, кто над кем больше издевался! Значит, мы с тобой на «вы» переходим? Думаю, скоро о нашей дружбе некоторые, высоко воспарившие, забудут.
— Дурак ты, Вовка, и уши холодные.
— Может, и дурак. В ответ оскорблять начальство не буду, промолчу, — сердито сказал Сбитнев и отвернулся к стене.
Лекарства ли, отдых ли помогли или время действия инфекции закончилось, но к установленному командиром сроку, офицеры и прапорщики выздоровели. Большинство солдат тоже поправились. Кое-кто продолжал чихать, но все встали на ноги и отправились в подразделения готовиться к опасному рейду.
В полк пришла трагическая весть. Погиб подполковник Жонкин. Заместителя начальника политотдела застрелила во время проведения стрельб какая-то машинистка. Нелепая и глупая смерть здорового, доброго, жизнерадостного человека.
Жонкин должен был проверить выполнение вольнонаемными женщинами упражнения по стрельбе из пистолета. У одной из стреляющих случилась осечка. Она спросила старшего на огневом рубеже штабного майора: «Почему пистолет не стреляет?» Тот велел перезарядить ей оружие. Но и второй патрон сделал осечку. Девушка крикнула: «У меня не получается! Не стреляет!»
Зам начпо подошел к ней и попытался успокоить: «Пробуйте еще раз!» Она вновь перезарядила с его помощью пистолет, нажала на спусковой крючок — осечка! Повернулась к подполковнику и говорит: «Вот видите, не стреляет!» И при этом вновь нажала на спуск. Бах! Выстрел в живот!
Жонкин скончался через несколько часов в медсанбате. Хороший был мужик. Душевный.
Мы познакомились с ним ровно год назад. На тот момент я был совсем «зеленым» лейтенантом. Роте во время очередной операции крупно повезло. Солдаты каждый день находили реактивные снаряды, мины, оружие. Извилистое ущелье открывало нам свои тайники с удивительной легкостью. Очевидно, несколько караванов прибыли совсем недавно, так плохо боеприпасы были спрятаны. Скорее всего через какое-то время эта масса смертоносного металла обрушилась бы на города и военные гарнизоны.