— Никифор, вблизи поста было три кишлака. Я по ним без толку не стрелял, и они меня не обстреливали. Озорничать я бойцам не позволял, поэтому жили спокойно. Обстреливают тех, кто грабит и мародерству! А дружба… Ну, такой приведу пример. Приходит аксакал и говорит: «У нас свадьба, завтра женю сына. Обязательно весь кишлак соберется на праздник. Мы беспокоимся, что охранение будет плохое, наши соседи обязательно придут грабить. Дай мины, мы на тропах поставим и погуляем спокойно. Я тебе, „командор“, за это — барашка!» Жалко, что ли, добра! Выделил я ему несколько мин противопехотных, он привел в благодарность «живой мекающий шашлык». Красота! День и ночь у них свадьба гуляла, под утро несколько громких хлопков раздалось. Сержант доложил, что слышны вдали взрывы и стрельба. Я успокаиваю по связи батальонное начальство, что обстрел не у меня. Вечером следующего дня приходят из другого кишлака старички: «Командир, нас соседи обидели, дорогу заминировали. Помоги! Дай парочку мин! Поставим на дороге к ручью. Отомстим. Не откажи, друг, мы тебе овощей привезли и десять кур»! Ну, спасибо, думаю. Берите, я не жадный! Не поможешь — значит, ты, «шурави», на стороне другого кишлака. Врагом станешь. Зачем проблемы? Они наверняка догадываются, что соседи мины у меня получили. А так я друг обоим племенам. Третья «делигация» приходит с просьбой пропустить по тропе мимо поста молодежь. Ребята хотят к соседям сходить поздним вечером. Понятно: не на танцы, грабить идут. Ну, идите. Пропустили. Они невесту украли и обратно прошли. Отец девушки ко мне бежит: «Выручай, командир, мы в засаде у дороги посидим, не стреляй». Ладно, не будем стрелять. Главное дело, предупреждайте заранее. И так они постоянно воюют меж собой, из года в год на протяжении веков. До нас, при нас и после нашего ухода продолжат друг друга истреблять. А я у них в друзьях, потому что не вмешиваюсь в процесс и помогаю каждому! Курятина, баранина, овощи, виноград на бражку — завсегда. А теперь я в вашем первом батальоне голодный, усталый, немытый…
— Бедняга! Как я тебе сочувствую! — рассмеялся я. — Мы так не жили, нам не понять! Ничего хорошего не теряли, потому что комфорта не знали. А вот из рая да на раскаленную сковородку к чертям с рогами, конечно, тяжело. И что ты предлагаешь? Сжалиться и организовать тебе помывку?
— Ага! Сходи к командиру части, попроси ключ от его баньки, тебе он не откажет. Протопим, попаримся, а я шашлык организую! — вновь попросил Метлюк.
Командир выслушал мою просьбу и ответил: «Конечно, пожалуйста, для первого батальона ничего не жалко. Только порядок после себя оставьте».
Ну и отлично! «Кэп» позвонил солдату-банщику, и мы пошли мыться. Нам составил компанию Вересков, а комбата мы не позвали. Пусть общается с любимыми молдаванами. Он окружил себя тремя «холуями» из молодых солдат-молдаван и целыми днями о чем-то с ними беседовал. Порой гоняет их за едой, не выходя из комнаты, или посылает за бабами… Удивленный он какой-то! В этот раз снова начудил. Вернувшись после рейда, Махошин отправил посыльного к Элеоноре, видимо решил, немного душой и телом отдохнуть.
— Стасик! Сходи в четвертую комнату, спроси Элю! Позови ко мне. Скажи, вызывает комбат. Понял?
— Понял, — ответило «дитя молдавского народа» и помчалось выполнять приказ.
Через пять минут «ходок» вернулся и объявил комбату:
— Не пошел.
— Кто не пошел? — удивился майор.
— Элька не пошел! Элька э-э-э…, это самое э-э-э…, сказал э-э-э… не дам!
— А еще что она сказала? — не выдержал я и рассмеялся, зная, что у девахи характер с перцем.
— Еще он сказал, извиняюсь, пошел комбат на… — ответил, глупо таращась и хлопая длинными ресницами, солдатик. — Много еще чего, но я точно и дословно не запомнил.
Я не выдержал и громко расхохотался, а комбат покраснел и принялся пыхтеть и возмущаться. Махошин надел спортивный костюм и отправился в женский модуль. Зря он пошел. Послали один раз, пошлют и в другой, только в более грубой форме. Я его пытался отговорить, но он побагровел, злобно посмотрел в мою сторону и вышел, хлопнув дверью. Вернулся он быстро. Дверью больше не хлопал, а тихонечко ее прикрыл, разделся, лег на кровать и примолк. Утром я разглядел ссадину на подбородке, распухшее ухо и царапину на лбу. Левый глаз также слегка припух. Ну, бой-баба! Пантера!
Через пару дней мне повстречалась Элька в темных очках, за которыми были видны легкие синяки.
— Эля, ты зачем комбата унизила? — рассмеялся я.
— А пусть не лезет и руки не распускает. Явился ко мне, дверь ногой вышиб, пощечину дал, нос разбил. Матерится! Не на ту напал! Я ему ногой сразу в ухо, а дальше уже и не помню, куда еще попала. Передай ему, попадется на моем пути, обе руки сломаю!
— Хорошо, обязательно предостерегу! А я тебе не мешаю ходить по полку?
— Нет. Можешь даже в гости зайти, — многообещающе улыбнулась она и пошла дальше, гордо подняв голову и грациозно покачивая бедрами.