— Издеваешься? Полгода как старлея дали.
— Вадик Колчановский мне написал о твоих наградах и что ты почти уже Герой.
— Чепуха. Полгода наградные ходят по штабами без реализации. Второй раз послали документы. Но это ерунда. Главное, что я еще жив и радуюсь жизни.
— Вот это точно! — вздохнул Эдик. — Давай выпьем по пятьдесят грамм. Помянем Шурку Пелько!
— Как ты сказал? Помянем?
— Да, Никифор! Ты только уехал, а через неделю в полк пришло известие, что зампотех роты спецназа, лейтенант Пелько, погиб. Попал в засаду.
У Эдика в дипломате лежала бутылка коньяка, и мы, разлив его по пивным бокалам, выпили за Сашку. Эх! Бедный парень. Нашел чужую смерть. А, может, наоборот — это его судьба и была. По идее, Шурка не должен был оказаться в Афгане. В полк пришла разнарядка на заместителя командира роты по вооружению. Командир подумал и решил избавиться от пьяницы Гуляцкого. Он полностью соответствовал своей фамилии. Молодой лейтенант спивался на глазах и не мог остановиться. Уходил неделями в загулы и дебоширил с завидным постоянством — не реже раза в месяц. Когда сообщили жене Игоря Гуляцкого, что мужа отправляют в Афган, то она вначале впала в транс, а потом началась истерика. Она схватила четырехмесячную дочку, ворвалась вся в слезах в кабинет командира полка и принялась орать и рыдать.
— Он там погибнет! Погибнет! Его убьют! Вот этого ребенка вы делаете сиротой! Погибнет! Умоляю, Христом Богом прошу, не посылайте моего дурака в Афганистан! Обязательно убьют!
Замполит полка попытался ее урезонить, успокоить: мол, не все так плохо, погибают там редко. Но это вызвало лишь новую бурю эмоций и потоки слез.
— Если пролетит даже одна пуля, она попадет в Игоря. Я знаю, я чувствую, он там погибнет. Убьют моего Игорька!
Этот кошмар продолжался дольше часа. Начальство вновь посовещалось и решило: какая разница кто поедет? Заменим одного лейтенанта на другого. Дура-баба, уши прожужжала. Еще угрожает пожаловаться в штаб округа, что ее оставляют одну с грудным ребенком.
— Ладно, пошлем Пелько. Парень молодой, холостой и не возражает сменить обстановку, — подытожило руководство.
Сашка устроил «отвальную» для батальона и уехал… Выходит, что нашел чужую смерть. Как и обещала жена Гуляцкого. Накаркала, зараза!
Вот мы вновь перед стойкой, где выдают билеты в прошлое на «машине времени». Дородная дама приняла документы нашей веселой компании и вопросительно посмотрела на меня:
— Где талон на перелет старшего лейтенанта Ростовцева?
— Ростовцев — это я. Талон потерялся, пока стоял в очереди. Когда вы закрылись на обед, мы отошли, и он выпал из документов. Валяется, где-то в пыли. К вам он случайно не залетал?
— Нет, не залетал! Ну и что дальше? — зло посмотрела на меня кассирша.
— В смысле, что? — переспросил я.
— Лететь собираетесь? — грозно нахмурилась она.
— Конечно. Честно говоря, не хочу, но приходится.
— Тогда оплатите билет до Кабула. Сто двадцать рублей. И плюс комиссионный сбор. Да побыстрей, не задерживайте. Мой рабочий день заканчивается через полчаса. Вы пьянствуете и прохлаждаетесь, а я на работе!
— Вы это серьезно, сударыня? Лететь в Афган за свой счет? Оплатить билет на войну? И еще комиссионые?!! Я похож на психа?
— Похож. Очень! Вы все тут чокнутые. Если платить не намерен, то отходи в сторону! Сиди в общаге, жди, когда тебе пришлют перевозочные документы из полка.
Я в замешательстве прислонился к стене и тупо уставился на вывеску с расценками на перелет. (А может, это знак свыше: не лети, дурик?!!) Я читал объявление еще раз и еще раз. Выписка из приказа. Дата, номер, подпись. Дурацкий документ! Чертовщина какая-то! Но коль есть такое распоряжение, то, наверное, подобные прецеденты уже были? За сто двадцать рублей можно до Москвы и обратно два раза слетать!
Я вернулся к окошку и спросил:
— Скажите, пожалуйста, что у вас бывали случаи, как у меня?
Она посмотрела на меня и ухмыльнулась:
— Были. Нажрутся, напьются, ни маму, ни папу не помнят, ни как самого себя зовут. Случается, что теряют и отпускной билет и талон.
— И покупают?
— Нет. Лежат на койке в общаге и ждут, когда им документы пришлют. Неделю, другую бродят. Порой месяцами слоняются.
Я огляделся вокруг: в таком бараке, в этом вонючем, пыльном гадюжнике на койке без простыней валяться пару недель? Нет уж! Ни-за-что!
— Братцы! — вздохнул я, уныло оглядев компанию. — Выделяйте деньги на билет. Быстрее. А то окошечко закроется до завтрашнего утра. А жить тут на что?
Дамочка хмуро отсчитала, сколько нужно, дала десятку на сдачу. Затем проставила штампы и вернула загранпаспорт с остальными бумажками.
— Лети на здоровье. Счастливчик! И быстрее возвращайся живым! Она сурово посмотрела на меня, покрутила пальцем у виска и захлопнула деревянную форточку. Я сделал шаг через порог душной комнатушки и побрел к приятелям.
Ну почему так не везет? Полтора месяца я старался забыть о войне. Выбросить из головы роту, батальон, полк, казарму, комбата… проклятые горы, «зеленку», палящее солнце, пыль, жару, песок, виноградники. Все!