Конунг. Властитель и раб

Николас не участвовал в битве. Его маленькая шхуна замешкалась в устье фьорда и не поспела вовремя. Вообразим, что конунг Сверрир пожелает помиловать как можно больше своих бывших противников. Ему могут пригодиться твои услуги, Николас. И ты знаешь это.

Конунг благодарит его. Говорит:

– Я не доверяю тебе и никогда не буду. Но покуда власть моя, твое дело – верность.

Священник Николас освящает участок земли под кладбище, и наши павшие недруги могут быть погребены.

В тот же день находят тела Магнуса и Орма Конунгова Брата.

Я долго стою и смотрю на тело Магнуса. Дивлюсь, что же было в нем такого, что народ любил его больше, чем Сверрира. Ведь он был слабым конунгом? Не всегда учтив, но зато красив – немного узкоплечий, с мягкими светлыми волосами. Особым умом тоже не отличался.

Думаю, чрезмерная мудрость Сверрира причиной тому, что народ не смог полностью признать его своим конунгом. У Магнуса при всем его ничтожестве было нечто понятное народу: его слабости – это и их слабости, а сильных сторон негусто у всех.

Следующей ночью мы с конунгом долго разговаривали. Он хотел отвезти тело конунга Магнуса в Бьёргюн и замуровать в стену Церкви Христа.

– Пусть все любившие Магнуса проходят мимо своего мертвого конунга и кланяются ему, – говорит Сверрир.

Непостижимое зрелище – армада боевых кораблей выплывала из фьорда с одним мертвым конунгом на борту и другим живым. Живой не ликует. Он теперь единовластный конунг страны. В последующие дни некоторые из наших воинов умерли, растратив силы в сражении.

В Бьёргюне горожане приветствовали конунга Сверрира пышной процессией. После этого достали тело конунга Магнуса, чтобы замуровать его в стене церкви.

Люди идут мимо своего мертвого конунга – падают на колени и целуют его, плачут и стенают при виде его, в рыданиях отходят прочь. Все это видит конунг Сверрир. И молчит.

Потом он говорит речь над телом поверженного врага. Временами в его голосе ненависть, реже радость, а в основном – достоинство. Но я-то знаю, что под каменным лицом бушуют штормы.

Теперь все стало как прежде между нами.

В усадьбе у хребта Фимрейти один бонд усердно делал лопату.

ВЛАСТИТЕЛЬ И РАБ

Я – Сверрир, человек с далеких островов, конунг Норвегии, властитель и раб. Когда я стоял на палубе Мариина корабля, глядя, как над Сокнадалем стелется дым, будто жаркая мгла из глубин ада, тогда мои люди отвернулись от меня. Эти трусы подняли плечи от страха, спрятали глаза, – и это они, кто должен благодарить меня за все. И я, конунг Норвегии, испытывал те же чувства, что и они. Да, в самой глубине души, за непроницаемой, ледяной внешностью, лежало нечто подобное. Будто по слову Господа Всемогущего: слабость, раскаяние пред Господом, вопросы о правом и неправом, сомнения, – и все это словно ступень между жестокостью и милостью.

Из дыма над Сокнадалем встают видения: птицы над берегом Киркьюбё, моя добрая мать с твердым взглядом, старый отец Аудуна, Эйнар Мудрый, и она… За ней я бегу как пес, преследуя ее в горах; я бросаюсь в море, радостно смеясь и ликуя, выныриваю и снова выбираюсь на сушу. Я вижу ее в дыме над Сокнадалем. Мать моих сыновей, она вернулась ко мне и вновь отправилась за море, но уже под черным парусом, и живет теперь дома, под крышей из дерна. А может, на обратном пути ее настиг ураган? Что я знаю об этом, конунг Норвегии? Я, властитель и раб.