Конунг. Изгои

Мы обшариваем весь корабль, но серебра не находим. Тогда Вильяльм привязывает веревку к ноге кормчего и бросает его в море. Голова кормчего тут же выныривает. Мы надеваем ему на шею железный обруч. Теперь он погружается, как надо. Вильяльм вытаскивает его, ждет, чтобы изо рта и ушей у него вылилась вода, бьет и дружелюбно спрашивает:

— Есть у тебя на борту серебро?

— Нет, нет, нет! — Кормчий бранится. Он стар и упрям, как черный кот, если он умрет, мы так и не узнаем, где на корабле спрятано серебро. Старик молчит не потому, что надеется таким образом сохранить жизнь. Нет, у него один выбор: умереть с серебром или без серебра. И он решает сохранить то, что принадлежит ему.

Вильяльм снова бросает старика в воду, и мы, две сотни человек, хором начинаем считать. Останавливаемся, досчитав до десяти. Вытаскиваем его на борт. Он без памяти. Мы хлопочем вокруг него, и он приходит в себя. Вильяльм снова бьет его и спрашивает:

— Есть у тебя на борту серебро?

— Нет, нет, нет! — снова клянется старик, в голосе его звучит ненависть.

— Растянем его? — предлагает Вильяльм.

Мы связываем старику ноги, другую веревку пропускаем под мышки, потом разбиваемся на две группы и начинаем тянуть старика в разные стороны. Халльвард Губитель Лосей, потерявший недавно три пальца, тоже хочет присоединиться к нам, но мой добрый отец Эйнар Мудрый заботливо отталкивает его — он должен беречь раненную руку. Халльвард отходит в сторону и позволяет другому занять его место у веревки. Корабль качается у нас под ногами, когда мы, меряясь силами, растягиваем старика.

Он долго молчит, потом начинает стонать, а мы продолжаем медленно растягивать его. Он силен, но ведь и мы неслабы, корабль черпает бортом воду и одна группа падает вповалку. Люди барахтаются, смеются и кричат, но старик все еще жив и серебро все еще принадлежит ему.

— Кажется, здесь ослепили конунга Магнуса, получившего прозвище Слепой?… — спрашивает Вильяльм.

Я уже думал об этом, когда мы утром проплывали мимо Нидархольма. Там в монастыре сидел несчастный конунг, ему выкололи глаза, он был оскоплен, словно хряк, и ему отрубили одну ногу. Вильяльм приносит нож — выкованный простым кузнецом и не очень подходящий для этого дела. Вильяльм не спешит. Меня не раз восхищала его способность действовать медленно, когда все остальные полагали, что надо спешить. Он находит оселок и со знанием дела точит нож. Пробует на лбу старика, но результат его не удовлетворяет. Он точит снова, нож сделан из прочной стали. Срывает несколько волосков с головы человека, который еще недавно на этом корабле был кормчим. Нож перерезает волоски. Теперь все в порядке. Вильяльм предупреждает, чтобы мы, когда он закончит свою работу, залили раны горячей смолой. Поэтому мы ждем, пока закипит кожаный мешок со смолой. На то, чтобы развести под палубой огонь, уходит время. Мы сидим и ждем, кормчий сидит перед нами, голый, словно только что появившийся на свет из лона матери.

Вот уж кто на диво упрям и терпелив. Он стар, борода его теперь в крови, тонкие руки, немного обвислый живот, большие ступни, на груди и на щиколотках красные полоски от веревок, но он упорствует. В нем уже почти не осталось жизни, только в глазах, и все-таки он уверен, что лучше умереть с серебром, чем без него.

— Оставь ему половину! — громко говорю я конунгу, довольный своей хитростью.

— Дурак! — тут же шипит старик, глядя на меня.

Теперь все смеются надо мной, и во мне вспыхивает неприязнь к кормчему, которой я раньше не чувствовал.

Мешок со смолой уже кипит, нам предстоит еще одно мужское дело. Вильяльм говорит, чтобы старик сам спустился под палубу и принес оттуда мешок со смолой. Голый кормчий с трудом поднимается, идет и вдруг одним махом прыгает за борт.

Он хочет утопиться и унести с собой тайну серебра. Двое тут же прыгают за ним. Кормчему никак не удается погрузиться под воду, он хочет утонуть и все-таки плывет, что, наверное, бесит его самого. У него длинные волосы, они плывут за ним по воде. Один из наших — тот самый проклятый телохранитель, который не желал оставить конунга в покое, а до того в Ямталанде не мог сосчитать мертвых после сражения у озера Большого, в горячке телохранитель позабыл, что ему не велено отходить от конунга дальше, чем на пять шагов. Плавает телохранитель лучше, чем считает мертвых, он быстро догоняет старика.

Старик снова на борту, с почетным караулом его отправляют под палубу за мешком с кипящей смолой. Он приносит его и отдает Вильяльму, не выражая при этом никакой радости. Вильяльм строго выговаривает ему — почетный гость на борту судна не должен быть таким мрачным.

— Опустись на колени, — говорит Вильяльм.

Старик повинуется.

— Есть у тебя на борту серебро? — спрашивает Вильяльм и прибавляет: — Больше я спрашивать не стану…

Старик не отвечает.

Три человека должны держать старика, резать будет сам Вильяльм, но он требует, чтобы старик с открытыми глазами встретил свою судьбу. Подходит парень и поднимает старику веки. В это время с кормы доносится крик:

— Распятие!…