Контур

Интересно поразмыслить о том, сказал Георгиу, что роль творца заключается исключительно в создании последовательностей, и однажды этому можно будет научить компьютер. Даже индивидуальный стиль предположительно можно представить в виде последовательности из ограниченного набора элементов. Иногда он задается вопросом, изобретут ли когда-нибудь компьютер, который будет подвержен влиянию собственных колоссальных знаний. Было бы интересно, сказал он, посмотреть на такой компьютер. Однако у него есть подозрение, что любая запрограммированная система может рухнуть, если нарушить ее правила. Например, сегодня утром, выходя из дома, он заметил на обочине дороги птичку, которая по всем внешним признакам впала в глубокую задумчивость. Она смотрела на что-то расфокусированным взглядом, как бывает с людьми, когда они пытаются решить математическую задачу в уме, и, даже когда Георгиу подошел к ней вплотную, она совершенно не обратила на него внимания. Он мог бы протянуть руку и схватить ее. В конце концов она его заметила и подскочила от неожиданности. Надо сказать, ее инстинкт самосохранения вызвал у него некоторое беспокойство. Рассказ же его, добавил он, полностью основан на личном опыте: это пересказ его разговора с тетей, которая изучает мутации в частицах в дубайском научном институте. От себя он добавил только ящерицу, которой в реальности не было: в рассказе во время разговора она прячется у тети под рукой. Он дал прочитать рассказ отцу, и тот подтвердил, что все детали переданы верно, и порадовался возможности во второй раз оказаться свидетелем беседы на интересующую его тему. Про ящерицу он сказал, если Георгиу правильно запомнил его слова, что это изящный штрих.

Сильвия сказала, что ничего не написала. В ее вчерашнем рассказе, если я помню, фигурировало животное, маленькая белая собачка на плече у высокого смуглого мужчины. Но после того как выступили остальные, она пожалела, что не рассказала о чем-то более личном, что позволило бы ей выразить себя, а просто пересказала сцену, которую было невозможно не заметить. Возвращаясь на поезде домой, она надеялась снова увидеть этого мужчину и заговорить с ним. Она хотела сказать ему, чтоб он спустил собачку и дал ей идти по земле или же завел собачку попроще, страшненькую, и не отвлекал людей вроде нее. Ее злило, что он специально искал внимания и что в итоге из-за него она почувствовала себя неинтересной; и вот она уже говорит про него на занятиях во второй раз!

У Сильвии было маленькое, красивое и беспокойное лицо и большая копна пепельных волос, падающих на плечи и очень по-девичьи уложенных в завитки и локоны, которые она часто трогала и поправляла. Как бы то ни было, продолжила она, в тот день по дороге домой она, естественно, его не увидела, ведь в жизни так не бывает; она вернулась в свою квартиру, где живет одна, и поэтому с утра там ничего не изменилось. Зазвонил телефон. Это была ее мать — она всегда звонит в одно и то же время. Как дела в школе, спросила она. Сильвия работает учительницей английской литературы в школе в пригороде Афин. Мать забыла, что она взяла неделю отпуска ради курсов писательского мастерства.

— Я напомнила ей, чем я занята, — сказала Сильвия. — Мама, конечно, со скепсисом относится к писательству, поэтому неудивительно, что она не запомнила. Лучше бы ты съездила в отпуск, сказала она, на какой-нибудь остров с друзьями. Лучше бы ты жила, сказала она, а не думала всё о книгах. Чтобы сменить тему, я попросила: мам, расскажи о чем-нибудь, что ты сегодня видела. А что я могла увидеть, спросила она. Я провела весь день дома, ждала мастера по ремонту стиральных машин. Он так и не пришел. Поговорив с ней, я села за компьютер. Срок, к которому я задала своим ученикам написать сочинение, уже прошел, но, открыв электронную почту, я увидела, что еще никто мне ничего не прислал. Сочинение было по «Сыновьям и любовникам» Дэвида Герберта Лоуренса, книге, которая для меня стала самым большим источником вдохновения, а им было совершенно нечего про нее сказать.