Концерт Патриции Каас. Отрывки

У Медведева внезапно начался сильнейший понос, и его пришлось немедленно госпитализировать. Но на другой день все прошло абсолютно бесследно, если не считать, что Медведев забыл об особых способностях генерала Свиридова.

Полностью отшибло память и у его собеседников – ни Генеральный прокурор, ни помощник никак не могли вспомнить подробностей беседы у Медведева перед тем, как у того начался понос …

– Владимир Владимирович, пожалуйста не напоминайте Дмитрию Анатольевичу о сути разговора о моих особых способностях.

– Неужели утечка?

– Она ликвидирована.

– Надеюсь, бескровно?

– Естественно. Всего три человека забыли кое-какие сведения.

– Анатолий Иванович, у меня есть несколько необычная просьба ….

– Я вас слушаю.

– Визит к вам занимает довольно много времени … А мне очень хочется посидеть на той самой полянке, где мы с вами так хорошо беседовали. Можно ли это устроить?

– Вполне. Назначьте время, когда вы сможете исчезнуть …

– Я смогу сообщить время примерно за три – четыре часа до … события. Это доступно? В ближайшие два дня?

– Я жду вашего звонка.

– Анатолий Иванович … Толя … Это Ерцкая … Прости меня …

Она плакала, шмурыгая носом, что было совсем для нее не характерно.

– Привет. И что случилось?

– Скажи, что простишь … Что не будешь сердится …

– Ладно. Что ты натворила? Да не реви ты!

– Я читала записки Благова … Мне показалось, что я поняла, что он имел в виду … И еще журнал Морковниковой …

– Что-то новое? Ты воспроизвела?

– Извини, я не хотела …

– Опять ты ревешь! Что-то страшное? Витьке показывала?

– Нет … Я боюсь … Прибьет, как муху …

– Занятно. И что же такое ты натворила? Открыла новый закон природы? Научилась делать золото по дешевке? Колись, Тота!

– Мы металлический алмаз получили …

– Интересно. Ну, и зачем было реветь?

– Так это в зоне запрещенных режимов, а ты обещал всех, кто …

И она заревела с новой силой.

– Так. И как же тебе удалось обойти программу защиты?

– Прости пеня … Но я же сама писала программу …

Она снова шмыгала носом.

– Витька знает? Расскажи все ему. А утром ко мне месте с ним и Полиной.

Свиридов говорил тихо, стараясь не разбудить Тоню, но та повернулась спросила:

– Что там натворила наша местная сумасшедшая? Это была Виола?

– Ее неуемная фантазия приводит к интересным результатам … Чаще всего к неожиданным … Спи. Прости, что разбудил …

А утром в лаборатории у Полины Ерлыкиной исследовали небольшую пластину свето-серого цвета. Спектральный анализ кристаллической структуры убедительно доказывал, что это алмаз, химический анализ удостоверял, что это углерод.

Но анализ на примеси упорно показывал полное отсутствие каких-либо примесей во всем диапазоне до пределов измерений.

– Твердость. Полина, где у тебя можно проверить твердость?

– И другие механические свойства, – добавил Скворцов.

– А пока пиши режимные параметры.

Виолетта открыла лабораторный журнал, и все стали читать записи.

– Но ты же должна была … ты могла погибнуть! – закричал Скворцов.

– Да, режим из запрещенной зоны. Во-первых, как автоматика тебя не остановила? И во-вторых, почему все прошло … все было без осложнений?

– Во-первых, я писала программы сама … Во-вторых, режим был запущен в безопасном режиме с изменением параметров по ходу операции …

– А разве такое возможно в принципе? Или зоны опасной работы описаны ошибочно?

– Нет, Витя, тут все сложнее …

– В процессе модификации, в ходе процесса изменение параметров вполне возможно … Разве не так, Толя?

Проведение исследований образца и оценка результатов продолжились.

Подошла Маргарита Антипова и Потап Потапович.

И к обеду все переместились на установку, но Свиридов настоял, чтобы эксперимент проводился на дистанционном управлении.

Были наработаны еще три образца, и были отправлены на всесторонние исследования, а участники эксперимента решили, что все требует срочного заседания Ученого совета.

Другой телефонный звонок от Гриши раздался в середине дня и тоже был неожиданным для Свиридова – обычно сын ему днем не звонил.

– Я тебя слушаю, Гриша.

– Извини, папа! – голос Гриши звучал немного странно, да и обычно он называл Свиридова «отец». – Тут со мной происходит … происходит что-то необычное …

– Что случалось?

– Помоги мне …

Свиридов попытался подключиться к информационному полю сына, что он делал только в самых исключительных случаях, и смог уловить его растерянность и недоумение, но ничего угрожающего он не уловил.

– Где ты? Я сейчас буду.

– Я на даче, в мастерской. Жду тебя …

– Мари, я исчезаю примерно на час …

И Свиридов очутился в мастерской Гриши на третьем этаже дачного дома.

– Привет, папа … Со мной что-то происходит, я понять не могу …

– Я посмотрю?

Свиридов огляделся – он не часто приходил в мастерскую к сыну.

Было светло, но стеклянный потолок был частично занавешен, создавая смягченное освещение.

На столе у Гриши было несколько набросков. На листах были эскизы красивого человека средних лет с длинными волосами и необыкновенными глазами, в котором прослеживались черты Иисуса.

На каждом эскизе мужчина был разный, в разном настроении, и глаза у него были разные – но всегда в глазах светилась мудрость и непонятная грусть.