Концерт Патриции Каас. Отрывки

Веселая компания, во главе которой шел Свиридов с гитарой и с молодой красивой девушкой в черных очках, врывалась на дорожки соседней турбазы и с громким пением проносилась, пугая пожилые пары. Свиридов громко играл и пел, его не менее громко, но в большей мере поперек мелодии, поддерживали сопровождающие его – и вслед им с испугом смотрели пожилые бабушки и дедушки.

А громкая, орущая и размахивающая бутылками орава, не обращая внимания на окружающих шла к пляжу …

– Помнишь?

– Ну, еще бы! Нас тогда побаивались …

– А ты, когда познакомился со своей Любашей? – Виктор Скворцов аккуратно наполнял стопочки.

– Это когда я уже работал на автобазе в Зарайске. Любаша работала в конторе и ухажеров у нее хватало … А ей нужно было душевного тепла, а не блесток и попоек … Сколько я рож потом разукрасил у ее ухажеров!

– Тебя тогда чуть не посадили. – вставил Свиридов. – За разбитую морду начальника …

– И если бы я тогда тебя не встретил бы … еще неизвестно, чем бы это кончилось …

– За твою Любашу!

– За Любочку! Как ее любят детишки! А как она танцует!

– За Любашу!

Минута прошла, все были заняты.

– Слушай, Витек, я хотел бы поднять рюмку за твоих женщин, но я так и не могу понять, как это …

– Что – как?

– Я вижу вашу чудесную троицу, но понять … понять это трудно. Объясни!

– Вот чудак! Это понимает только Толя, а я – с трудом. Но мы вместе!

– Давай Костя за Витькиных дам! Здоровья вам всем!

– Здоровья!

– А еще поговаривают, что Витька влюблен в Тоню. Ленка Скворцова была влюблена в Толика как кошка, а Толик неравнодушен в твоей Виоле …

– А кто поговаривает?

– Мало у нас … болтунов. Ну я-то знаю, что за всем этим нет … нет никакой пакости … Что я вас что ли, не знаю …

– А о нас с Любашей разве не болтают?

– Так я знаю тебя и свою Любашу! Помнишь, как мы все вместе парились у Михеича?

– И какое удовольствие получили все участники!

– А после всего Любаша обещала Грише позировать ему голой! Помнишь?

– Толя, а Гриша нарисовал Любашу?

– Как и Виолу!

– Мужики, покажите мне! Ну ей богу!

Художник Григорий Свиридов приобрел известность за рубежом благодаря своим иллюстрациям к переводным изданиям – книги издавали на двух, а иногда даже на трех языках, и иллюстрации в них были разные, а также благодаря рекламным рисункам в нескольких солидных иллюстрированных журналах.

Дома, на родине, художника Г.Свиридова больше знали как великолепного портретиста и автора батальных зарисовок – все, кого он изображал на своих рисунках, были живыми настолько, что иногда критики принимали Гришины картины за прорисованные фотографии.

За подобное нередко предавали анафеме и художника Сафронова …

Одному многоречивому и не в меру словоблудливому писаке его статейка по поводу Гришиных портретов стоила миллионного штрафа и административного срока, и после этого Гришу «трогать» остерегались – ну, кто же мог подумать, что его отец такой авторитетный юрист!

Последнее время Гриша много времени уделял цвету – как в крохотных миниатюрах размером с почтовую открытку, так и в большом формате.

И в совершенно различной технике, даже можно сказать – противоположной.

Все чаще его миниатюры первоначально создавались на экране монитора – Владик по просьбе Гриши модифицировал известную программу, и Гриша рисовал прямо на экране.

Четкие линии разграничения цветовых полей, яркие насыщенные цвета – а потом линии убирались, картинка уменьшалась и получалась яркая миниатюра …

С крупным форматом Гриша компьютером не пользовался – он под руководством своего профессора постигал таинство цвета и света, волшебство красок.

Он пробовал акварель и пастель, и даже иногда пользовался этим, но большее внимание он уделял краскам масляным, традиционным, хотя химия успешно внедрялась и сюда …

Много полезного Гриша узнал от своего нового знакомого – Никаса Сафронова.

В лице Гриши тот нашел серьезного и вдумчивого собеседника, и видимо поэтому не жалел времени на занятия с Гришей – теоретические и практические …

– Отец, ты очень занят?

Гриша пользовался своим спецтелефоном чрезвычайно редко и Свиридов насторожился.

– Я тебя внимательно слушаю, Гриша! – Свиридов поднял руку, призывая собеседников к молчанию.

– Ты мне нужен, отец …

– Через пять минут. Ты где?

– В мастерской на даче … Я жду тебя …

– Маргарита Семеновна, завершите беседу за меня. Позицию мою вы знаете …

И Свиридов исчез в своей комнате отдыха, а появился он на третьем этаже их дачи в мастерской Гриши.

– Привет!

– Спасибо, отец. Наверное, я напрасно тебя потревожил …

– Раз позвал – значит нужно. – Свиридов не пытался сканировать сознание Гриши, лишь уловил его волнение – сильное и непонятное.

Он коснулся плеча сына, легонько сжав его и погладив – это была одна из самых интимных ласк, которыми он одаривал сына.

– Что это у тебя?

На мольберте на листе, разделенном на три части, было три изображения …

Три изображения его, Анатолия Свиридова, но каких!