Контрольный выстрел

— Вы что делаете? — На пороге стояла крупная женщина в белом халате. — Вы что себе позволяете?

— Да я его пальцем не тронул! — обиделся Тихомиров. — Хотя, честно признаюсь, очень хотел...

— А ну вон! Немедленно! Чтоб духу...

Зубы у Тихомирова скрипнули так отчетливо, что боец пошел мурашками.

— Я что, не ясно вам сказала? — Врачиха пошла красными пятнами. — Вон!

Такого оборота Тихомиров не ожидал. Он ощутил себя полным идиотом и перед врачихой, и перед охранником, и, самое страшное, перед Никольским. Он резко повернулся на каблуках и шагнул в дверь.

— Иди сюда! — Охранник юркнул вслед за ним.

В коридоре Тихомиров прижал коллегу к стене как Остап — Воробьянинова.

— О чем они говорили? Или не помнишь?

— Помню!

— Докладывай!

— В принципе, ничего особенного...

— Не тебе судить об особенном. Излагай по ролям.

— Следователь спросил установочные данные больного...

— Бандита!

— Бандита. Тот сказал, что его фамилия Никольский. Потом следователь задавал вопросы по факту его первого ранения.

— Так.

— Тот ответил, что его ранили террористы, когда он пытался оказать сопротивление в автобусе. Потом его выкинули на обочину. Террористы сказали, чтобы он шел на пост ГАИ и сообщил о захвате автобуса. Потом следователь спросил, почему тот предъявил документы на другого человека. Тот ответил, что не хотел, чтобы его впоследствии таскали по прокуратурам.

— О своих судимостях что-нибудь говорил?

— Следователь не спрашивал.

— Как объяснил свое нападение на машину с деньгами?

— Сказал, что видел, как от банка отъезжает машина с мешками денег. Понял, что автомобиль идет без прикрытия. Он решил угнать стоявшую неподалеку машину ГАИ и, напав, присвоить деньги.

— Сколько террористов в автобусе, говорил?

— Сказал, что видел одного.

— Еще что?

— Потом сказал, что устал, и попросил позвать врача.

— И это все?

— Да.

— А что следователь такой радостный убежал?

— Никольский сказал, что готов полностью признаться в содеянном и будет сотрудничать со следствием.

Тихомиров покачал головой. «То-то следователь суетился. Как мало надо человеку для полного счастья! Молодец Никольский — не теряет надежды свалить».

— Значит, так. — Тихомиров с пустыми руками уходить не собирался. — Сейчас дождешься, когда эта сестра милосердия уйдет, и позовешь меня. Понял?

Охранник кивнул.

— Во время моей беседы по душам никого не впускай. Ни Бога, ни дьявола. Усек?

Тот снова кивнул.

— Впустишь — ляжешь рядом с Никольским. Но страховки не дождешься, и передач тебе не принесут...

Через десять минут охранник поманил Тихомирова в палату.

— Здравствуй, дружок, это снова я! — Тихомиров поводил рукой перед глазами Никольского. — Ну, давай, давай, приходи в себя. Или тебя поднять подняли, а разбудить забыли? — Тихомиров тронул его за плечо. — Сергей Никанорови-ич! Вам привет от вашей уважаемой супруги Надежды Яковлевны. Правда, она выражает свое неудовольствие вашим отсутствием, но, я думаю, это ненадолго.

Никольский моргнул.

— Вот это уже лучше. Реакция обнадеживающая... В морг — рано. Пока можно в реанимацию. Привет вам и от Андрея Петровича, и от Сергея Николаевича...

Никольский снова моргнул.

— Скоро свидитесь!

Никольский напрягся.

— Очень они на вас обижаются. Такой серьезный компаньон — и пытался их кинуть на целый лимон, как вокзальных лохов. Нехорошо!

— Вы их взяли? — Никольский произнес это, почти не разжимая губ.

— А куда они денутся? — уклонился от прямого ответа Тихомиров.

— Живыми?

— Частично...

— Кого замочили?

— Что у вас за жаргон! Мы не прачки, мы люди серьезные. Надеюсь, вы тоже. Может, поделитесь сокровенными мыслями?

— Кого взяли живым?

— Самое радостное для вас — это вас! Вас это радует, Сергей Никанорович?

— Суки!

— За что обижаете? — Тихомиров скривился. — Или я вас обидел чем? Мне ваши сентиментальные ругательства очень оскорбительны...

— Я не тебя. Я их. Суки, они суки и есть. — Никольский повернулся. — Нет, ты смотри, что они придумали...

— Кстати, там один тип неопознанный, — перебил его Тихомиров. — Кто он?

— Сами разбирайтесь...

— Что, военная тайна?

— Привычка. — Никольский снова уставился в потолок.

— От дурных привычек надо отвыкать. Я ведь не прошу говорить плохое... Я ведь именем раба Божьего интересуюсь.

— А о покойниках или хорошо, или ничего.

— Так скажи хорошее.

— Не заслужил. — Никольский посмотрел на Тихомирова. — Люди живы?

— Пока да.

— В смысле? — Никольский встревожился.

— В философском смысле. Все мы смертны, и у всех один конец. Что у меня, что у тебя. У тебя он может быть раньше моего.

— На мне мокрухи нет... Соучастие. — Кодекс Никольский, наверное, знал неплохо, но, видно, запамятовал некоторые обстоятельства последних дней. Это простительно после наркоза.

— Грамотный. А что с машиной, которую ты в кювет?.. Что с ее пассажирами?.. За что лицо господину Левченко разбил, зачем деньги и документы у него забрал, обидел творческую душу?

— Я не хотел.

— А это как посмотреть! Откуда рана на плече?

— В автобусе ранили.

— Кто? За что? — Тихомирову надоел светский треп.

— Ухарь.