Контрольный выстрел

И тут догадка осенила меня! Ну конечно же, Конопля боится появления Жорика с людьми! Ведь, если верить рассказу прожекториста, между Витьком и Костылем произошла крупная размолвка по телефону. И теперь Жорик не преминет первым нанести удар. Хотя, по сути дела, первым ударил все-таки Конопля. Ведь это он подослал к Костылю китайца. Он отказался выполнять условия предварительной договоренности по выплате штрафа. Не может Жорик позволить плевать на себя с высокой колокольни. Никому не позволит. Я его по зоне знаю.

— Так где Сашка? — повторил я свой вопрос.

— Ребята, сначала я ухожу. Потом вы получаете двоих баб. Договорились?

— Жека, — обратился ко мне Звонарев. — Он нас за идиотов держит. Ты как хочешь, а я…

И Лешка дал длинную очередь по Конопле. Он сделал это из последних сил и потерял сознание. Лишь мгновение спустя я обратил внимание на то, что с улицы кто-то стреляет по окнам. Огонь, надо полагать, открыли одновременно с Лешкой. Такое вот совпадение. И еще я увидел, что на пороге лежит труп Лариски. Конопли рядом не было.

А по окну вели огонь непрестанно, и я слышал уже крики множества голосов. Бросив взгляд на Лешку, я чуть не закричал. В его голове зияла большая черная дыра, через которую хлестала горячая кровь. Либо шальная пуля стреляющих со двора зацепила Звонарева, либо Витек успел выстрелить. Но ведь и Лешка стрелял в него. Скорее всего, труп Конопли валяется сейчас в коридоре.

Чтобы выбраться отсюда, мне пришлось передвигаться ползком. Очутившись за пределами комнаты, я не обнаружил там Конопли. Ни живого, ни мертвого. Значит, ему чудом удалось избежать Лешкиной пули.

Я стоял в коридоре, расставив, ноги и еле держа в руках автомат. Перед глазами плыли фиолетовые круги. Меня раскачивало из стороны в сторону, словно в лодке деда Матвея. И — полная отрешенность от всего происходящего вокруг. Воля была подавлена окончательно. Вот он где, предел человеческих возможностей. А как же высокие слова о самом главном испытании в жизни? Нет, не смогу. Я на поверку оказался слизняком и ничтожеством. Сашка по-прежнему в опасности. Конопля ушел, чтобы выждать время и все равно убить меня. Лешка погиб…

А по комнатам особняка носились незнакомые мне вооруженные люди. Один из них, увидев меня, вскинул автомат, изготовившись к стрельбе. Другой легким ударом отвел его руку в сторону.

— В чем дело, Георгий Михайлович?! — услышал я голос.

— Это свой! — ответил стрелку тот, кто помешал выстрелу.

Идиотизм. В запарке я не узнал даже Жорика Костыля. А он меня узнал и, бесспорно, спас мне жизнь. Потому что к этому времени у меня не осталось уже сил ни обороняться, ни атаковать. Я выдохся.

Жорик подошел и двумя пальцами потрепал меня за щеку:

— Ты не выспался или съел чего?..

— …Я выдохся.

— Так отдыхай. Виски вон пей со льдом. Расслабься. Все остальное без тебя сделают.

— Не сделают.

— Поживем — увидим. Успокойся.

Мы сидели в баре особняка сбежавшего Конопли. Успокоиться? О каком спокойствии может идти речь, если только что отсюда вынесли тело Сашкиной матери, скончавшейся от инфаркта? И мы сидим на том самом диване. Ничего у меня не получилось из задуманного. И Лешка не помог. Погиб, а не помог.

— Георгий Михайлович, — к Жорику подошел один из его людей, — мы обшарили весь дом. От подвала до чердака. Девчонки нигде нет.

Я так и знал, что Сашку не найдут. Голову даю на отсечение, что сволочь Конопля уволок ее с собой в качестве заложницы. Но как? Витек еще находился здесь, когда в дом ворвались бойцы Жорика. Мимо них и мышь не проскочит. А тут два человека — Конопля и Сашка — исчезли, как сквозь землю провалились.

— Михалыч! — в бар ввалился здоровенный парень, волоча за собой бесформенную тушу Вадика. — Гляньте, кого нашли! Еле откачали. Думали сначала, что вовсе утоп. ан нет, живучий…

Вадим Марксович был, как и ожидалось, совершенно мокр и, как уже не думалось, жив. Жив, черт возьми! Он дико вращал глазами, хватал ртом воздух и непрестанно икал. Губы у него были синими, а белки глаз красными. И вообще, он сейчас здорово походил на свежемороженого окуня.

— Казачок! Милый! Родной! — бросился он ко мне и принялся исступленно обнимать и целовать.

— Отвяжись! — пробовал я оттолкнуть его, но у меня ничего не выходило.

— Женечка, родненький! Я жив!

— Поздравляю.

— Слышь, унеси его, — обратился Жорик к своему человеку. — Достал, гнида.

Тот легко подхватил грузное тело Вадима и молча унес. Куда — меня теперь не интересовало.

Я рассказал Жорику всю историю, связанную с ночными гонками по Питеру. О красной «ауди» и темно-синей «Daewoo». He упомянул лишь про деда Матвея. Пусть живет себе спокойно, век доживает. Он и так совершенно зря ввязался в эти разборки. И мало ли чем закончится для него столь мастерски исполненный отвлекающий маневр. Лучше, чтоб о нем никто ничего не знал.

— Понятненько, — раздумчиво произнес Костыль. — Значит, ты полагал, что Жорик подослал китайца на твою погибель. За суку меня принял, — неприкрытая обида сквозила в его словах.

— Ну, ошибся, — пробовал оправдаться я. — С кем не бывает.