Контрольный выстрел

– План строительства железной дороги, товарищ врач! – посчитала нужным пресечь расхолаживающие разговоры бригадир. Как и подойти вплотную к дрезине, чтобы присутствовать при осмотре: за своих рабочих она отвечает не в меньшей степени, чем забредшая на огонек медработник.

Поведение бригадира Полине не понравилось. Отбросив русую челку, падающую косым клином на глаза, оценивающе осмотрела фронтовичку. Орден впечатления не произвел, рука… Что рука? За войну столько калек появилось, что инвалидность считалась порой благом, – зато не убило. И потому сказала то, что посчитала нужным напомнить как врач:

– Ей еще детей рожать, а не… – не смогла сдержаться, кивнула на букет в руке Прохоровой, – …а не только цветочки нюхать.

Валентину Ивановича словно окатило холодной водой. Прикрыла глаза, сдерживая гнев: еще никто на стройке не посмел говорить с ней подобным тоном, а тем более выставлять упреки. Расстояние до навеса было небольшим, Полина на шепот не переходила, и Соболь, поправив ремни, направился лично одернуть зарвавшуюся врачиху: ты сначала повоюй, как некоторые. Да, не дай бог, при этом стать инвалидом…

Однако бригадиру самой хватило благоразумия первой оставить место спора. Не дала и лейтенанту ввязываться при посторонних в женские разборки. Но, отойдя, бдительно оглянулась в сторону дрезины:

– Ты говоришь о безопасности объекта, а она вон в любое время дня и ночи в любую бригаду…

В ней конечно же заговорила женская обида. Возможно, врач задела и самую больную тему – отсутствие детей. Но и поставленная начальником контрразведки задача по усилению бдительности абсолютно не являлась лишней или надуманной. По крайней мере Валентине Ивановичу хотелось, чтобы именно так подумал лейтенант о ее предупреждении.

Тот понял правильно:

– Мне нужно знать досконально все о каждой. О каждой, кто работает и бывает здесь. Где твоя землянка?

Уединения Соболь желал в первую очередь для того, чтобы, успокаивая Валентину, дотронуться до нее, прижаться как бы ненароком. Ведь то, что может показаться настырным в простой обстановке, во время утешений превращается в заботу о человеке.

Валентина Иванович сама впервые пожалела об отсутствии личных апартаментов, извинилась:

– У меня с девочками одни нары, сил и времени обустраиваться не было. Вон там столик есть. Погоди, только письма раздам.

Вытащила из сумки щепотку желтых, исписанных адресами и проштампованных солдатских треугольников, но вдруг остановила себя. Обернулась к настороженно глядевшим на нее девчатам, сделала вид, что доставала папиросы. Незаметно опустила конверты обратно, пояснила сопровождающему:

– В другой раз. Там похоронка для Вари… После. После стройки, а то будет вселенский вой, а не работа.

Не сдержалась, снова оглянулась и сразу уперлась взглядом в Варю. Та в тревожном ожидании подалась навстречу, но Валентина Иванович кивнула сразу всем – все нормально, мы сегодня без известий. Указала Соболю тропинку к столику, где могли побыть без свидетелей.

Однако едва поравнялись с навесом, их неожиданно окликнули:

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, мне сказать…

Поднявший руку Семка просил обратить на него внимание, но Кручиня с гаканьем опустил, промахиваясь, трамбовку на его ногу. И пока тот прыгал на другой от боли, Иван Павлович сам пояснил просьбу парня:

– Носилок не хватает, товарищ лейтенант. Женщины в подолах камни таскают. Надо бы как-то посодействовать.

Соболь, как к последней инстанции, оглянулся на Валентину Ивановича, та подтвердила: не хватает. Таскаем и в подолах. И хотя в должностные обязанности сотрудника Смерша забота об условиях труда рабочих не входила, ради своей значимости лейтенант пообещал спутнице:

– Поставим вопрос.

Больше просьб не последовало, и он продолжил путь с бригадиром.

– Поставят вопрос, – сообщил оставшемуся без подмоги, сжавшемуся Семке напарник. Похлопал по сумке с пистолетом: – Я тебя предупредил. Еще одна глупая попытка, и… Давай на пост.

Кивнул издали женщинам, прощаясь. Направил Семку в сторону леса.

– Не день, а бал-маскарад. И все мимо – и клоуны, и принцы, – проводив взглядами сначала начальство, потом мужчин, потом к нарам бабу Лялю с Полиной и Зорей, произнесла с неподдельным вздохом Стеша. – В таком случае я – спать.

– Погоди. Я приготовила ужин, – попыталась остановить ее Наталья.

– Это где крупина за крупиной бегает с дубиной?

– Ничего, перезимуем, – долгая русская зима приучила и летние трудности переиначивать на себя. – Валентина Иванович разрешила открыть тушенку и устроить пир через три дня, на мой день рождения, – извинилась за нынешнюю скудность стола Наталья. – Но кушать надо, хоть крупиной с дубиной. Иначе свалимся под насыпь.

Стеша согласно покивала, но от своего намерения не отступилась. Проходя мимо Вари, замедлила шаг. Проговорила словно для себя:

– Эх, когда-то и я красивой, может, и не была, но уж молодой – точно! И какие ночи были звездные, если бы кто знал!