Контрольный выстрел

Его родных и близких драматические годы обошли стороной: ну, не были они причастны к троцкистско-зиновьевским блокам, да и о покушениях на Сталина и его окружение вроде как не задумывались и потому на кухне не обсуждали. Их миновала чаша сия. Но в этом трудно было искать закономерности, так как тысячи таких же работяг, а они были именно работяги, далекие от политики, рыли каналы и строили БАМ. В общем, Валерий Свиридов, как ворона не пуганная, к предложению поступить на работу в Контору отнесся спокойно и с достоинством. Тем более что сделано это предложение было близким другом Василием Тюриным в весьма конфиденциальной обстановке — на верхней лестничной площадке административного корпуса родного завода.

Именно там Василий открыл ему страшную тайну, что сам он уже почти оформлен на службу и не сегодня завтра будет увольняться из народного хозяйства. Друг и сотоварищ поведал также о том, что, будучи в кадрах, «где у него свои люди и все схвачено», он со всей революционной страстностью продал и душу Валерия Ивановича. И почти кровью расписался под своей рекомендацией.

Как человек язвительный от природы, В.И. долго и нудно расспрашивал сотоварища об их совместной будущей героической работе. Догадывался, что тот ни хрена не знает, а потому либо будет врать, как Троцкий, либо щеки надувать, прикрываясь секретностью. Так и оказалось. Василий вилял и изворачивался, глубокомысленно закатывал глаза, демонстративно прислушивался к шагам на лестнице и наконец, взмыленный от пристрастного допроса, поставил вопрос ребром.

— Так ты готов служить Отчизне?

Резкость и конкретность заявочки обдала ледяным холодом. Служить Отчизне!

— Нет, брат, я, наверное, недостоин!

В.И. еле удержался на серьезной волне, увидев несчастный вид приятеля, который, судя по всему, не менее изощренно врал и про него в этих самых кадрах, «где все схвачено». Ну должен же был он показать знание людей, без которого кандидат в органы просто тьфу, и никакой «не командир, а просто балаболка».

Однако не прошло и трех дней, как эти самые кадры дали о себе знать. Кадры, которые решают всех.

Прибыв по звонку на Малую Лубянку, В.И. с удивлением обнаружил, что увиденное там мало отличается от того, с чем он сталкивался ежедневно. Мужики, проверяющие документы, стояли на проходной без формы (в те времена так оно и было). Женщины, как потомки оккупантов, тащили из буфета за задние лапы посиневших от лютых пыток кур. Все по-нашенски, по-человечески.

У его собеседника была лысая, как глобус, голова. Во время беседы она меняла цвет и, кажется, даже форму. А еще обладала невероятной способностью «гонять волну». В мгновения сосредоточения кожа на черепе собиралась в складки, и в месте, где на глобусе должен был бы находиться Северный Ледовитый океан, бушевал шторм.

«Наверное, я им не подойду: не умею я так».

Но Валерий Иванович подошел. Его оформляли со скоростью курьерского поезда, словно без него невозможно было начать что-то очень важное, особо секретное и государственной важности. Ларчик открылся просто. Сам В.И. и его родственники всю жизнь прожили в Москве, работали в режимных почтовых ящиках. Не привлекались, не участвовали, не состояли и не имеют. С пятым пунктом было не хуже, чем у элитных собак. Вся усопшая родня покоилась на кладбищах московской и рязанской губерний. «Я чист, как Апполон», — отметил В.И. про себя, что подтвердили и результаты медицинского освидетельствования: кожные покровы чистые, живот мягкий.

Осмыслив это, подписывая необходимые бумаги и обязательства, В.И. невольно задумался — а не продешевил ли? Он почти гордился своей биографией, такой чистой и стерильной. Спортсмен, комсомолец, Отличник боевой и политической подготовки. Лично въехал на танке в Братиславу в 1968 году. Что может быть лучше...

Однако его покровы и мягкий живот никого в Конторе не взволновали. К появлению под сводами Лубянки очередного салаги отнеслись как к делу рядовому и обыденному. К удивлению своему, В.И. осознал, что таких, как он, здесь вагон и маленькая тележка. Что почти все стоят в одной стартовой позиции — лейтенанты и старлеи. Что даже начальники по званию не выше капитана, а подполковник — это уже аксакал...

Как бы то ни было, разочарования он не испытал. Команда подобралась отменная. Жизнь проходила и в познании внешнего мира, который имел, как оказалось, теневую, гадкую изнанку, и в радостных утехах младшего офицерского состава.

Что касается изнанки, все было, как Валерий Иванович и предполагал: вчерашние кумиры блекли в глазах, поворачиваясь к молодому оперу обратной и весьма непривлекательной стороной. По прошествии многих лет он понял, почему так страшит отдельных персонажей сама мысль о наличии у КГБ каких-либо архивов. Уж слишком омерзительными для окружающих, тем более для почитателей, могут оказаться их фигуры, если кое-что выплывет на поверхность.