Контрольный выстрел

Денис протянул бумажку, где были записаны знакомые Турецкому цифры телефона штаб-квартиры партии русских прогрессистов.

— Замки в квартире сложные, дя… Вячеслав Иванович, — продолжал между тем Денис. — Но нам они известны. Средний замок — обычный, для ключа с большой бородкой. Верхний — номер девять, нижний — номер четыре с внутренней щеколдой. Я их открыть не мог, конечно.

Грязнов достал из своего «следственного» чемодана отмычки длиной не более трех сантиметров.

— А это в твое задание и не входило. Однако, молодец, на четверку справился.

— Ну вы всегда так, дядя Слава, — заканючил Денис совсем по-детски, но Грязнов пресек попытку воздействия на него с помощью жалостных интонаций:

— Разборка дома, все. Иди открывай дверь в парадном, поднимись на седьмой, позвони в квартиру несколько раз, если откроют, наври что хочешь. Понял?

— Что я — дурак?

— Умный, умный. Потому и задание — соответственное. Сколько квартир — квартир, слышишь, Дениска? — а не флэтов на этаже?

— Четыре. Да знаю я, дядя Слава, что делать. В двух никого нет, это точно.

Грязнов посмотрел на Турецкого и усмехнулся. И тот понял его взгляд в том смысле, что растут кадры.

Через несколько минут они с Грязновым поднялись на седьмой этаж. Слава приготовился к работе, а Саша с Денисом стали на шухере. На спецзапор у Грязнова ушло минут десять. Затем они напялили на ноги нечто напоминающее пластиковые боты, на руки — такие же перчатки и, как воры, тихо вошли в прихожую.

Грязнов приказал Саше и Денису замереть у двери, а сам с пистолетом в поднятой руке пошел вдоль стены. Слышно было, как тикают часы, по-видимому, в столовке, и льется вода в неисправном туалетном бачке.

Слава исчез за поворотом и тут же снова появился в коридоре, запихивая пистолет за пояс брюк.

— Имеем крупную проблему, — сказал он тихо.

Турецкий вошел в спальню.

На кровати, занимающей больше половины комнаты, лежала женщина, единственной одеждой которой были прозрачные черные чулки с кружевным узором. Их в последнее время часто по телику показывают. Полные груди женщины с темно-вишневыми сосками тяжело свисали по правую сторону тела. Левая рука была закинута за голову. Длинные черные волосы закрывали лицо, и поэтому видны были лишь ярко накрашенные полуоткрытые губы. Словом, та еще позочка. Дорого бы заплатил какой-нибудь «Плейбой» за подобную картинку! В такой экстаз, похоже, вогнали дамочку, что душа ее не выдержала, отлетела голубкой. И она действительно отлетела, но совсем по иной причине. На подушке у правого виска женщины коричневым пятном запеклась кровь, а в руке, свисавшей на пол, был зажат пистолет. Что же это — самоубийство?..

— Знаешь что, Саня, — сказал Грязнов, — ты бы мотал отсюда по-быстрому. А я еще поползаю по квартире… Сдается мне, госпожа прогрессистка отдала Богу душу много часов назад. А? Ну чего ты стоишь, как столб? Хочешь на себя еще и это дело повесить?

Турецкий отрицательно помотал головой.

— Вот и я о том же. Денис, верни ему ключи от машины и иди, позвони на Петровку, пусть высылают дежурную группу. Да не с этого телефона звони, из автомата! Инкогнито! Ты меня понял?

Денис сунул Турецкому его ключи и рысью умчался из квартиры. А Саша все никак не мог сдвинуться с места. Грязнов с проворством опытного домушника рыскал по шкафам и ящикам.

— Между прочим, Саня, ты заметил, что квартиру-то закрыли с той стороны. На все замки. Значит, кто-то, уходя после всего этого спектакля, прихватил с собой и ключи. Или свои имел. Но тогда хозяйских не нахожу… Ты-то ведь, надеюсь, не считаешь, что это самоубийство?

Турецкий снова отрицательно помотал головой, потому что все слова, которые знал, сконцентрировались в одной дурацкой строчке, которая совершенно не к месту так и лезла в голову: «Но толстая Кармен достала первой свой кольт…» Бред какой-то…

Наконец он сдвинулся с места, пожал зачем-то руку Грязнову и спросил:

— А ты как же? Неужели светиться будешь?

— Зачем? Они сами приедут и все сделают как должно… У каждого своя работа. Пусть еще спасибо скажут неизвестному благожелателю, а ты давай-ка поживей отваливай…

Турецкий был уверен в высоком профессионализме Славы и знал, что тот не допустит ошибки, непростительной сыщику его класса. Поэтому он неторопливо снова ехал к центру, не обращая внимания на обходившие его машины. Некоторые водители, обгоняя, приспускали боковые стекла и выразительно крутили пальцем возле виска, демонстрируя тем самым свое неудовольствие от наплевательского к ним отношения. А в самом деле, зачем зря злить дураков? Турецкий отошел правее и поехал себе дальше. В башке по-прежнему вертелось это идиотство: «Но толстая Кармен…»

«Господи, ну как же там дальше-то? Ну же, Розенбаум, напомни, что дальше!.. Нет, я все равно никогда не привыкну к трупам. Остается только позавидовать тем книжным или киношным бравым следователям, которые входят в морг как к себе домой. Да, теперь ее ждет морг… «И над столами в морге свет включили…» Ну вот, только этого мне и не хватало!..»