Контрольный поцелуй

– Во Франции умерла тетя и завещала деньги, большую сумму, моей сестре, Лидии Артамоновой. Мы специально просили ее упомянуть в бумаге только Лиду, чтобы не платить большую пошлину.

– Очень разумно, – кивнула головой женщина, – если в семье нормальные отношения, так делают часто.

– У нас все в порядке, – заверила я ее. – Но, к сожалению, случилось несчастье, Лида сильно заболела и попала в реанимацию. За несколько недель до этого сестра составила завещание в пользу мужа. Я съездила в Париж, показала бумаги, но местные правоведы утверждают, что завещание оформлено не строго по правилам, могут возникнуть осложнения.

– За чем же дело стало? – удивилась нотариус. – Давайте напишем новый документ, учтем все местные требования.

– Лида-то без сознания в реанимации…

– Право, не знаю, как вам помочь, – растерянно произнесла Анастасия Леонидовна.

– Очень просто. Французская сторона успокоится, если нотариус, удостоверивший подпись, даст письменные показания, причем очень лаконичные. Просто напишет: «Я, Никифорова Анастасия Леонидовна, подтверждаю, что госпожа Лидия Артамонова подписала бумаги в моем присутствии».

Никифорова забарабанила пальцами по столу.

– Странное требование, никогда не слышала ни о чем подобном.

– Мы заплатим, – пообещала я, – не волнуйтесь, тут нет ничего противозаконного.

Анастасия Леонидовна двинулась к огромному шкафу.

– Когда, говорите, приходила Артамонова?

– Точно не могу ответить… Летом, но не позже июля.

– Мертвый сезон, – пробормотала нотариус и вытащила тоненькую папочку, – кажется, нашла. Действительно, заглядывала ваша сестра. Даже помню ее хорошо, такая интересная девушка, в светлом парике. Я, честно говоря, даже удивилась, зачем с такими чудными волосами носить парик…

– Какая у вас память! – поддержала я разговор.

– Просто то, что я видела, оказалось смешным, как в кинокомедии, – заулыбалась Никифорова.

Артамонова появилась в разгар душного летнего полдня. Вообще-то в контору приходит немного народа, а летом бывают в основном родители, оформляющие документы детям, отъезжающим на отдых за рубеж. Но в тот день перед кабинетом Никифоровой сидели три женщины, одна из них держала на руках отчаянно выворачивающегося годовалого ребенка. Малыш вспотел и устал. Он капризничал, хныкал и в конце концов, улучив момент, вцепился липкими ручонками в волосы Лиды. Мать стала разжимать цепкие ладошки, Лида невозмутимо улыбалась. Никифорова стала случайной свидетельницей этой сцены. Дверь в ее кабинет была открыта. Непорядок, конечно, но не погибать же от жары в помещении с окнами на солнечную сторону.

Малыш издал победный крик и сдернул парик. На плечи посетительницы упали восхитительные темные волосы. От неожиданности ребенок разрыдался еще громче. Мать отобрала у малыша растрепанный парик и стала извиняться. Моя «сестра» скрылась в туалете.

– Я еще подумала, – откровенничала Никифорова, – чего только не делают женщины, чтобы выглядеть модно! Ведь жара стояла, как в Сахаре, в парике душно, некомфортно, да и свои волосы у нее такие чудесные! Нет, раз модно в накладке, надела, несмотря ни на что! А еще ребенок ей, наверное, губу расцарапал, потому что в углу рта появился кусочек пластыря. Родители обязаны приглядывать за детьми, и надо было наказать шалуна как следует…

Она продолжала излагать свои взгляды на воспитание, но мои мысли уже понеслись в другом направлении. У Лиды никогда не было длинных, густых, темных волос. Насколько помню, она всегда коротко стригла пряди цвета сливочного масла.

Перед глазами сама собой возникла Верочка Подушкина. Изумительная прическа темно-каштанового цвета и пикантная крупная родинка над пухлым капризным ротиком… Сдается, именно она, нацепив фальшивые кудри блондинки, приходила в нотариальную контору, а пластырь прикрывал приметную, выступающую родинку…

Прямо от нотариуса отправилась в больницу к Лиде. На этот раз доктор разрешил поглядеть в небольшое окошко. Но лучше бы этого не делать – так мне стало нехорошо. Маленькое личико, похожее на мордочку кошки. Запавшие глаза и ввалившиеся щеки. Лежит почему-то почти голая и со всех сторон в тело воткнуты трубки и шланги. Особенно страшно выглядел какой-то аппарат у изголовья. Внутри стеклянной емкости с громким чавканьем ходила взад-вперед гофрированная резина.

– Видите? – с гордостью сказал доктор. – Насколько нам сегодня лучше.

Я уставилась на него с ужасом. Лучше? Тогда что же было раньше? Ведь сейчас Лидуся похожа на покойницу.

– Она не может говорить?

– Нет, конечно.

– А меня услышит?