Рама сразу ощутил наклон поверхности. Потянуло вперед, шаг сделался широким. От напряжения начали подрагивать руки, а ствол постепенно клонился к полу. Рама ощутил, что сердце бьется уже где-то под горлом. Палец как нерв замер на спусковом крючке и был готов в любой момент нажать. Какая только хрень не лезла в голову, одна мрачнее другой. Вспомнился звук, который он не забудет, даже когда настанет время помирать. Случилось это года четыре назад еще до того, как попал к «фазерботам». Ходил в звене Герыча. Забрели как-то на целлюлозный завод, что за путями. Перцу, которого сопровождали, край надо было попасть в пожарное депо. Насколько Рама понял, был он вовсе не ученым, а «ко?мерсом», коему почить в патоке обрыдло. «Жизни хочу настоящей ощутить, – говорил он, – которая там и водится, где бок о бок со смертью трется. Заодно пороху нюхну, себя испытаю».
Шел он картой какого-то сталкера с птичьей кличкой, сразу и не вспомнишь. И не за трофеями вовсе, а по «историческим местам», может, брехал, скользким был тип до определенного момента. Уже на обратном пути захотел на крышу целлюлозного цеха подняться. Так сказать, широким взглядом узреть.
Обходили огромный станок с бумажной бухтой тонн на десять. С края рулон изодрал какой-то мутант.
Герыч шел первым за ним Рама, следом «ко?мерс», потом Флойд и замыкал Целик. За каким бесом этот вроде бы неглупый мужик, который прошел полный инструктаж, которому всю дорогу втемяшивали – след в след, кинулся за распределительный щит? Увидел, что-то ценное? Испугался?
Прежде чем разорвать, «мясорубка» его хорошенько отжала. Звук при этом был такой, словно скручивают тугой кожаный бурдюк. Трещит, скрипит комерс, стонет натужно, будто сопротивляется аномальной силе. А потом бабах – разлетелись клочки по закоулочкам. Заглянули за щит и ничего, кроме кровавых ошметков там не увидели.
И вот звук этот сыромятный, нет-нет, да и всплывет в памяти. Пустит мороз по коже, заставит по новой представить, как мужик пыжится, а она его все равно крутит, не спеша, как удав добычу. И что больше за душу берет, Рама не определился: то ли натужный стон, то ли кожаный скрип.
«А Сверчок? Нет, только не так, – говорил себе Рама, делая очередной шаг, – лучше быстро и сразу». Почему-то он больше убивался по беззащитному парню, которого пустил на заклание, чем по матерому наемнику Чилиму, который знал на что шел и под всем подписался. Рама жалел Сверчка, чувствовал вину перед ним и всерьез подумывал, если после своих желаний еще останется запас, обязательно попросит за его, а потом за Чилима.
Сзади слышались шаги, равномерное тихое подвывание сервоприводов, шорохи одежд. «Надо бы растянуться, опасно так в куче. Ну да ладно, почти на месте».
По галтели спустились на четвертый уровень. Здесь света не было вовсе. Пришлось включить ПНВ. Ссэр последовал примеру Рамы. По стенам шнырял одинокий луч фонаря Малого.
Короткий коридор в десять шагов, две двери справа, одна слева, закончился. За ним распахнулось большое пространство, заставленное по большей части с левой стороны громоздкими установками. Некоторые были повреждены взрывом. Как догадался Рама, это и был реактор. Из-за раскуроченного металла проливалось тусклое свечение.
– Пришли, – в наушниках послышался усталый голос Ссэра.
– Стойте! Спешить не надо! – сказал Малой, – есть одна проблемка.
– В каком смысле? – Рама обернулся к научнику.
Тот суетился вокруг профессора.
– Эй, Малой, – не отставал спецназовец, – что за проблемка?
– Полтергейст, – продолжая заниматься своими делами, не сразу ответил Малой. Он помогал Валерию Степановичу сесть на край платформы и спустить ноги. Затем осторожно снял один из алюминиевых контейнеров, поставил на пол. Снова вернулся к транспортеру. Приподнял крышку небольшого ящика, закрепленного у правого борта, произвел какие-то манипуляции, после чего последовательно соединил все контейнеры между собой гибкими шинами через утопленные в корпусах и защищенные сдвижными консолями штекеры. Затем помог профессору встать и развернуться. Продолжал его поддерживать, когда тот трясущимися руками взялся за пульт управления и задвигал стики.
Через несколько секунд, часто переступая на механических ногах, груженый мул развернулся по направлению к реактору. Из внутреннего кармана куртки Малой извлек еще один пульт, только намного проще, чем у профессора – с красной кнопкой и с защищенным откидным колпачком переключателем.
Хотя расстояние было приличное, примерно пятьдесят метров, тусклого света хватало, чтобы подкрасить белым напряженную фигуру Малого, его заострившееся, сильно осунувшееся лицо, скрюченного профессора, руки с пультами, алюминиевые контейнеры, транспортер.
Несколько секунд они стояли неподвижно, как статуи и смотрели на белое свечение, затем скрюченный палец двинул стик. Мул взвизгнул приводами и по прямой направился к центру зала.