— Мракобесие, современное мракобесие, — продолжил он уже не так бодро.
— Может, поэтому и не печатали, чтобы ты оказался единственным консультантом? — продолжал гнуть свое Султанов.
— Прекратите давление на свидетелей! — рявкнула Гемлер. — Это последнее предупреждение. Если последует еще одно, вас выведут из зала. Вам все ясно?
— Абсолютно! — Султанову стало понятно, что, судя по всему, досидеть до конца процесса ему не суждено.
— Свидетель, скажите, по какому принципу велся отбор авторов? — обратилась Гемлер к Герберту.
— Издатель прочел первые десять листов и решил, что эту вещь будут покупать.
— Десять листов? — деланно изумился Сенаторов и патетически воскликнул. — Где взяться Толстым и Пушкиным в наше время?
— Обычно читают еще меньше. Достаточно одной страницы, технику видно сразу. Это все равно, что как по тому, как человек берет нож, сразу видно, умеет ли он с ним обращаться, — по инерции возразил Веничка, и Паша не замедлил в него вцепиться, это был его последний шанс.
— Так значит, я умею писать книжки? — спросил он. — Отвечайте! Что де вы молчите? Может быть, вы сообщите суду побудительные причины, заставившие вас взяться за редактирование книг, о которых вы выразились столь уничижительно? Только не вздумайте врать, лжесвидетельство карается по закону!
— Я не помню, — с натугой проговорил Герберт.
Может, действительно не помнил. Столько водки жрать. Не всякому писателю под силу. Только настоящему.
Почувствовав неуместную заминку, Гемлер поспешила отправить Веничку отдыхать на скамеечку.
— У меня имеется еще один свидетель! — торжествующе провозгласил Сенаторов. — Директор издательства "Прекрасная Аврора"! Лазарь Лаврентьевич, прошу вас!
Уж кого-кого, а Лазаря Паша надеялся увидеть меньше всего. И как они его нашли?
Издатель вышел к трибуне в сером простецком костюме, положил руки на пюпитр, устало посмотрел прямо Султанову в глаза. У того внутри все сжалось от дурного предчувствия.
— Что вы можете сообщить суду? — спросила Гемлер.
— Трудно признаваться в своих ошибках, — горестно заметил Лазарь. — Наше сотрудничество не заладилось с самого начала. Моральный аспект героев Султанова отпугнул потенциальных клиентов. Коммерческого успеха у его книг нет. Их никто не покупает. Читатель устал от немотивированного насилия.
Султанов уронил голову в ладони. Это был конец. До последнего момента у него была хоть призрачная надежда выбраться из окружающего его кошмара. Была цель. Теперь у него ее забрали. Словно маяк загасили в штормовую погоду. Плыви куда хочешь.
— Прости, Паша, если сможешь, — притворно вздохнул Лазарь.
— Для того чтобы просить прощение, в суд не ходят, — проговорил Султанов.
Гемлер выглядела удовлетворенной. Видно она была из той породы людей, что чувствует себя хорошо только тогда, когда другому плохо. А то, что выступление Лазаря выбило Султанова из колеи, было заметно даже слепому. Создавалось ощущение, что достичь уныния Султанова было главной чуть ли не единственной целью судьи.
— Пора закрывать дело! — с довольным видом подъитожила Гемлер. — Мы установили следующее! Как писатель вы ничего не стоите. За так называемую преподавательскую деятельность вас вообще надо судить. Но это дело не нашей компетенции. Наше дело расторгнуть ваш брак с этой несчастной женщиной, которой выпала беда быть замужем за подобным "гением". И передать ей все нажитое ее честным трудом хозяйство, а точнее: квартиру и машину. Вы с чем-то не согласны, истец?
Вообще-то, Паша ничего говорить не хотел, но в этот момент произошло событие, которое окончательно вывело его из себя. Лазарь даже не досидел до конца процесса. Встав посреди обвинительной речи судьи, он неспешной походкой двинулся к выходу. Что ему Султанов? Один из неудачных проектов.
— Согласен, — как ему казалось, спокойно произнес Паша в направлении спины издателя. — Согласен, что я влип в нехорошую историю. У меня нет семьи, нет жилья, и мне некуда возвращаться. Другой бы посчитал это случайностью, только не я. Все-таки, я пишу детективы. Я считаю, со мной сыграли в нечестную игру и кинули. Но я этого так не оставлю, будьте покойны.
Лазарь на мгновение замер в дверях. На губах его застыла снисходительная улыбка, и он словно несмышленому ребенку погрозил Паше пальчиком.
— Ваши слова мне напоминают угрозы, — почти промурлыкала Гемлер. — Пристав, выведите его из зала!
Маргулис демонстративно встала и сказала на весь зал:
— Вы уволены, Султанов! Вас надо изолировать от общества, а особенно от детей!
И под всеобщее облегчение, включая сюда и его самого, Султанова вывели из зала.
Глава 6