Контракт Султанова

И мэр, сразу забыв о нем, двинулся дальше. Паша очнулся от осторожного подергивания за рукав. Рядом стоял востроносый очень молодой человек.

— Просьбы есть? — спросил он. — Может, вам нужна квартира? Разрешение на гараж у дома? Говорите сейчас, пока его слово еще в силе.

— А что, пожелания разве лимитированы во времени? — нашел в себе силы сьерничать Паша, он чувствовал себя так, словно по нему танк проехал, хотя и не смог бы объяснить, чего он так испугался.

— У него память тоже не вечная, может забыть. Он же не компьютер. Я так вижу, вы не готовы, вот вам визитка, обратитесь в секретариат мэрии в 215-ю комнату, как созреете. Всего доброго.

Худшее началось, когда процессия удалилась, и охрана сняла блокаду. К Паше выстроилась целая очередь желающих лично засвидетельствовать свое почтение. Какие-то джентльмены с воодушевлением трясли ему руку, и каждый последующий старался проделать эту процедуру дольше и энергичнее предыдущего. Скоро у него оказался целый буклет из визиток. Бесконечные стройкомпании, банки и даже один металлургический комбинат.

Дамы обступили Пашу, норовя прижаться бедром или грудью, чем полностью истощили его и так пострадавшую от стресса нервную систему. Почувствовав насущную потребность освежиться, Паша вышел в коридор. И именно здесь он впервые и увидел Ингу.

Волосы ее были черными словно ночь, а кожа белее сметаны. В широко распахнутых глазах прыгали бесенята, словно она была проказливой школьницей. Инге Брызгиной шел двадцать третий год, У нее была большая грудь и красивые ноги. Она любила облегающие платья из прозрачного шелка и обращалась с сексом так же легко и естественно, как Андрей Аршавин с мячом. Инга сидела на мраморном подоконнике, и взгляд Сорокина сразу уперся в ее ножки, которыми она болтала в воздухе, да так там навек и угнездился.

— Вам тоже надоели эти козявки? — спросила Инга, она обожала жаргонные словечки, и всех обзывала козявками вплоть до президента. — Присаживайтесь, — она указала ножкой на место рядом с собой, при этом молнией сверкнули ее микроскопические черного цвета трусики.

Едва Паша присел, как она запросто опустила руку ему на ногу.

— А вы, правда, настоящий писатель?

— Если по документам, то нет. Я не член союза писателей.

Слово "член" ее рассмешило. Похоже, она знал единственное значение этого слова.

— Вы знаете, как называют члена-корреспондента? Пенис-папарацци! — она буквально закатилась от смеха, откидываясь назад и снова показывая свои маленькие, но очень заметные трусики.

Эта женщина была вся перед ним. Она была доступна как пирожное на столе. Вся предыдущая жизнь показалась Султанову серой и невыразительной. Он почувствовал возбуждение и беспокойство оттого, что она может заметить набухающий в брюках ком. Эти два чувства: яркое животное возбуждение и безотчетное беспокойство шли рука об руку все время его знакомства с Брызгиной. Он заерзал на подоконнике, изо всех сил стараясь вытащить штанину из-под себя и натянуть ее наверх. Его потуги вызвали новый приступ смеха у девицы.

— Что смешинка в рот попала? — неожиданно для себя спросил он довольно грубо.

В ответ напрашивалась ответная грубость. Красотка была не из тех, кто лезет за словцом в карман, не тут то было.

— Еще нет, — широко улыбнулась она, показав во всей красе пухлые жирно намазанные алой помадой губы. — Где тут наша смешинка?

Паша, похолодев от восторга и неожиданности, почувствовал ее руку у себя в паху. Озорно поглядывая ему в глаза, красотка нежными порхающими движениями помассировала его двумя пальчиками. Брюки и трусы не помешали попасть ей точно в цель. Паша понял, что сейчас попросту взорвется от возбуждения, поспешил спуститься с подоконника и направился в туалетную комнату. Девица незамедлительно слезла и, натянув на бедра узкое платье движением подобным тому, с каким натягивают известное резиновое изделие, последовала за ним. Паша оглянулся на шум открываемой двери и нерешительно произнес:

— Здесь вообще то мужская комната.

В ответ она по-хозяйски взяла ее за руку и утащила в одну из кабинок. Места было мало, и когда закрылась дверь, то он буквально придавил девицу к стене, но Инга умудрилась нырнуть вниз, словно была из ртути. Султанов почувствовал, как его брюки сами собой расстегиваются и соскальзывают вниз, а следом незамедлительно, словно санки с горы скользят и плавки. Сопротивлялся он слабо. Он еще никогда не изменял жене и не хотел этого делать впредь. В один из моментов ему даже показалось, что он открыл дверь и вышел. Лишь потом он с немалым удивлением понял, что Инга уже энергично работает горячим и влажным ртом. Поняв, что всякое сопротивление бесполезно, Паша уперся над ней лбом в стену, сомкнул веки, и погрузился в сладкую тьму, нарушаемую лишь вспышками невыносимого наслаждения.

Он вернулся домой поздно, вымотанный и пустой. Одновременно, ему что-то не хватало. Это напоминало ломку наркомана. Он вытащил компьютер на кухню, и пальцы яростно забарабанили по клавишам.