Она уронила голову мне на грудь, и я почувствовал влажные слезы. Я поцеловал ее и держал до тех пор, пока ее тело не расслабилось. Она отпустила руку Пенни и нежно положила ее на одеяло. Мы сидели молча, и я гладил ее по спине.
Раздался стук в дверь, и я крикнул «Входите!». Грэм вошел и присел на корточки рядом с нами.
– Кэти, дорогая, мне так жаль.
– Спасибо, – прошептала она.
– Лора здесь. Мы хотели бы помочь тебе и Ричарду с организационными вопросами, если хочешь.
Она кивнула, и по ее спине снова пробежала дрожь.
– Думаю, мне стоит отвезти ее домой.
Грэм встал.
– Конечно.
Я наклонил голову.
– Ты готова, дорогая? Или хочешь еще остаться?
Она посмотрела на Грэма, ее губы дрожали.
– Что будет дальше?
– Мой друг, Конрад, приедет и заберет ее. Ричард сказал, она хотела, чтобы ее кремировали?
– Да.
– Он все устроит, а мы обсудим, какого рода услуги вы бы хотели заказать.
– Я хочу показать, какой достойной была ее жизнь.
– Это мы сможем.
– А как же… – она сглотнула, – ее вещи?
– Я прослежу, чтобы все упаковали и доставили в квартиру, милая, – заверил ее я. – Тами сказала, что Джоуи останется здесь?
– Он нравится другим резидентам, они о нем позаботятся. Я хотела бы раздать что-то из ее вещей резидентам, у которых их не так много, как у нее, – ее одежду, инвалидное кресло и тому подобное.
– Хорошо, я все устрою. Когда будешь готова, распорядись обо всем, а я прослежу за тем, чтобы все было сделано.
Она молча смотрела на Пенни.
– Хорошо, – кивнула она.
Я встал и помог ей подняться. Мне не нравилась дрожь в ее теле и голосе. Мне было спокойнее, когда я ее поддерживал, и она не протестовала.
Я посмотрел на Пенни, молча поблагодарил ее и попрощался, сморгнув слезы. Я должен был оставаться сильным ради Кэтрин.
– Подгоню машину, – предложил Грэм и вышел из комнаты.
Я встретился взглядом с Кэтрин, в ее глазах сквозила печаль и боль. Я ощутил прилив всепоглощающей нежности и потребность облегчить ее боль. Поцеловал ее в лоб и что-то пробормотал, прижимаясь к ней.
– Я рядом. Мы справимся. Вместе. Обещаю.
Она прильнула ко мне, такая трогательная и жаждущая ласки.
– Ты готова?
Она кивнула и уткнулась головой в мою грудь. Я вышел из комнаты, зная, что наши жизни вот-вот изменятся. А я опять не знал, как с этим справиться.
25
В квартире было тихо. Кэтрин после очередного вечера, проведенного в тишине, отправилась спать. Она почти не ужинала, едва пригубила вина и в ответ на мои вопросы тихо бормотала или качала головой. Я слышал, как она ходит наверху, как выдвигает и закрывает ящики, и понял, что она что-то там переставляет и меняет интерьер. Она всегда так делала, когда бывала расстроена.
Беспокойство мучило меня, я никогда не испытывал ничего подобного. Я не привык о ком-то заботиться. Я не знал, как облегчить ее боль, как помочь ей заговорить. Ей нужно было выговориться.
Поминки получились скромными, но особенными. Не удивительно, ведь большей частью приготовлений занимались Лора и Грэм. Лора сидела рядом с Кэтрин и помогала ей выбирать фотографии, которые они разложили по комнате. Ее любимую фотографию, на которой была изображена Пенни, они поставили рядом с урной, украшенной полевыми цветами. Там были цветы, присланные разными людьми, самый большой букет был от нас с Кэтрин. Любимые цветы Пенни, маргаритки, стояли в вазе рядом с ее фотографией.
Большинство сотрудников «Гэвин Груп» пришли выразить сочувствие. Я стоял рядом с Кэтрин, держа ее за талию и в молчаливой поддержке прижимая к себе ее напряженное тело. Я пожимал руки, выслушивал шепот соболезнований и чувствовал, как временами вздрагивала моя жена. Присутствовали несколько медсестер и персонал из интерната «Золотые дубы», и Кэтрин принимала их объятия и слова соболезнования, а затем всегда отступала обратно ко мне, как будто ища защиты в моих объятиях. Друзей Пенни осталось немного, а тем, кто приходил, Кэтрин уделяла особое внимание. Она низко приседала, чтобы вполголоса поговорить с теми, кто сидел в инвалидных креслах, следила, чтобы гостей с ходунками быстро провожали на место, и после короткой церемонии уделила время им всем.