Контрабандисты Тянь-Шаня

— Атын нема?[2] — устало прокричал приемщик.

— Арсланбек.

Рука с блестящим алюминиевым кольцом протянула расписку.

Джанмурчи быстро повел пальцем по бумаге и, повернувшись к Осе, сказал:

— Дробь!

Пограничник быстро запустил в банку с опием левую руку и вытащил горсть мелкой ружейной дроби.

— Стой!

Арсланбек попятился, чтобы скрыться в толпе, но на него в упор глядело дуло револьвера.

— Атын нема? — грозно переспросил Кондратий.

— Юсуп, Юсуп, — с хохотом отвечала вея толпа.

Кондратий улыбнулся от удовольствия. Земледельцы явно не сочувствовали контрабандистам. Неизвестно откуда взявшийся милиционер увел мнимого Арсланбека. Приемка на всех столах продолжалась.

— Джанвай, — сказал за другим столом приемщик, — отчего у тебя так мало? У тебя ведь два гектара.

— Все мое тесто смыло дождем.

Джанмурчи улыбался и смотрел в свой список, Джанвай со страхом следил за его пальцем.

— Ты врешь, — сказал приемщик. — Дождя не было.

— Ну, значит, был только ветер. Головки мака стучали, и все тесто упало на землю. У меня есть бумага. Многие люди видели этот ветер. Вот здесь они приложили палец.

— Куда поехал твой ветер с твоим опием, Джанвай? — спросил Джанмурчи.

Ответа не последовало. Джанмурчи что-то сказал Осе. Снова раздался свисток, и снова появился милиционер.

— А вот я их обоих сюда запишу, голубчиков, — угрожающе сказал приемщик. — В будущем году не получат разрешения на посев. — Потом он положил книгу, вытер пот со лба и обратился к Кондратию:

— Сегодня чертовский день. Приводили барана в подарок. Не успел прогнать, притащили кумыс. Никогда этого не было.

— Надеялись, что при скандале засуетитесь и примете опий с дробью.

— А почему вы нагрянули именно сегодня? — спросил Феофан, пожимая руку Кондратия.

— Потому что именно сегодня пытаются рассовать все, оставшееся от курильни.

Они отошли в сторону и о чем-то быстро стали говорить вполголоса.

— Невозможно, совершенно невозможно, — густым басом говорил Феофан. — Для этого надо десяток рабочих. Это, конечно, надо сделать. Но людей у меня нет. Они заняты в сушильне.

Джанмурчи подошел и вмешался в разговор:

— Командир, я долго думал. Возьми большую палку.

Секунду Кондратий напряженно, с недоумением глядел на Джанмурчи. Потом улыбнулся и быстро проговорил:

— Недурно! — Обратившись к Феофану, он добавил: — Мы обойдемся. Вот список фальшивых доверенностей. Придут на днях.

Он подал список, бывший у Джанмурчи. Оба вышли и сели на лошадей. Они заехали в казарму. Оса приказал захватить побольше веревок и длинный шест. Когда они проехали один квартал, к ним присоединился человек в очках. Пятеро всадников бешеным карьером понеслись за город. Один из красноармейцев вез длиннейший шест. Они мчались около двух часов. Лошади были в мыле. Неожиданно человек в очках повернул за утес и показал рукой:

— Здесь!

Большие атласные цветы мака, в чайную чашку величиной, горели цветными огнями под жгучим солнцем. Белое и красное пламя, казалось, струилось по маленькой долине. Длинное поле приютилось среди утесов, и его совершенно не было видно. Кондратий осмотрел поле в бинокль. Столбов с надписями владельцев не было. Посев был анонимный.

— Сколько здесь?

— Три десятины, — отвечал человек в очках.

Оса подошел к краю поля. Местами мак был готов. Только что здесь вели работу. Созревшие головки были уже надрезаны. Молоко выступило густыми белыми каплями.

— Отец контрабанды очень торопится, — задумчиво сказал Джанмурчи. — К утру молоко уже потемнело бы и засохло. Завтра он собрал бы все тесто. Нам осталась бы одна трава.

— Остальные покажешь? — спросил Кондратий.

— Хорошо, еще семь десятин, — отвечал человек в очках.

— Косить, — коротко бросил Кондратий и пошел к лошади.

— Люди сколько работали, труда сколько положили, собирать ведь его по капельке. А теперь топтать жалко!

— Ничего не жалко. Ни черта прока от него не будет. Все равно в контрабанду уйдет. Сказано: косить — и коей. Ну, вы там, Скоро кончите разговоры! — закричал Кондратий красноармейцам. — Поторапливайтесь!

— Чиво? — недоумевающе спросил молодой красноармеец.

— Дурак, — заорал другой. — На веревку! Запрягай лошадь. Опять не понимаешь? Это же дуб, а не человек! Сделай постромку! Привяжи к концу шеста. Вот, а я Привяжу к другому концу.

— Золотая голова у тебя, Саламатин! — сказал Кондратий.

— Еще спрашиваете? Гони!

Кони с места взяли вскачь.

Длинный шест широкой полосой уничтожал посев. Хрупкие высокие цветы ломались и стлались к самой земле. Сильный одуряющий запах, наполненный парами морфия, тянул с поля.

— Командир! — сказал Джанмурчи.

— Чего тебе?

— Почему ты позволил на ярмарке, чтобы китайские купцы давали ткань в задаток контрабандистам? Почему ты не арестовал всех?

Оса задумчиво улыбался. Ему представилось лицо Будая в тот несчастный вечер. Теперь он сам мог дать урок Джанмурчи.

— Джанмурчи, как выливается вино из сосуда? — спросил он.

— Через горло, — с живостью ответил проводник.

— А где течет опий в Китай?

— Через перевалы.

— Правильно. Здесь Байзак может его спрятать, и мы его не найдем. На перевалах мы подставили кружку под вино, которое польется со всех этих полей. Понятно?