Конторщица 3

— Там тебя представим и поговорим заодно. Я сам тебя представлю. И приказ где-то должен уже быть готов… — Альберт, наконец, вытащил нужную бумажку из вороха, — а-а-а, вот и он! Но ты мне за это будешь должна…

— Что должна Альберт Давидович? — еле сдержалась я, чтобы не скривиться на такой откровенный фортель.

— Услугу…

— Какую?

— Потом узнаешь… как время придёт… — хмыкнул Альберт и мне это сильно не понравилось.

Но пришлось соглашаться. Ох, не люблю я «кота в мешке», но с другой стороны, раз пошел открытый саботаж подчинённых — не воспользоваться его помощью было бы глупо. Тем более у Ивана Аркадьевича он теперь второй зам.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

— Но услуга должна быть равноценная, — всё же сообщила я Альберту, перед тем, как выйти из кабинета (уж очень интересно было увидеть его реакцию). И, судя по нахмуренному лбу, моё замечание ему явно не понравилось.

И пусть. Манипулировать собой не дам. Кроме того, нужно проверить — милый Альбертик просто воспользовался моей ситуацией или это его ручонок дело?

Примерно через полчаса все собрались в малом зале. Я оглядела своих подчинённых, и картина меня убила.

Итак, в моём подчинении теперь находились следующие товарищи:

1) Марлен Иванович Любимкин и Тамара Викторовна Герих — это те люди из комиссии, которые рассматривали щукинскую служебку на меня год назад и хотели меня наказать, изгнать и так далее.

2) Эдуард Иванов (он же Эдичка) — ответственный товарищ, который курировал нашу делегацию на Олимпиаду-80, известный блюститель нравственности, который сурово обличил моё непристойное поведение перед всем коллективом сразу же после того, как я отказалась пойти с ним в ресторан.

3) Щука, она же Капитолина Сидоровна Щукина — моя бывшая начальница, думаю, тут вообще без комментариев. И Швабра, она же Ксения Владимировна Сиюткина, начальница Зои Смирновой, которая мало того, что гнобила её, так ещё и приписывала все её результаты себе.

4) какие-то три малознакомые тётки с постными лицами. Я их в конторе иногда видела, но пересекаться — никогда не пересекалась. И ещё долговязый пожилой мужчина сердитой наружности. Этого вообще впервые вижу.

5) Корнеев Виктор Гаврилович — вредный начальник транспортного цеха, у которого всегда очень трудно было получить подпись на акты списания, Фомин Ираклий — вздорный приемщик на колесно-роликовом участке, и хохотливый Севка — инструментальщик из ремонтного цеха, у которого в голове тарам-барам и ветер.

Мда, в общем, коллективчик ещё тот.

Все сидели (кроме Севки, тот вроде как дремал) и смотрели на меня примерно с таким видом, как каннибалы острова Буга-буга смотрят на внезапно выброшенного штормом на берег белого моряка.

Поэтому, когда Альберт меня в двух словах представил и помахал перед всеми приказом, заготовленную напутственно-мотивирующую речь я решила не провозглашать. Вместо этого посмотрела на них взглядом товарища Сталина, и сухо произнесла:

— Слышали все? Вот и прекрасненько. Надеюсь, сработаемся, товарищи, — я ещё раз обвела взглядом притихший электорат, — завтра с утра жду всех по очереди у себя в кабинете с докладами о проделанной работе за год, о результатах и планах на следующий период. Регламент — двадцать минут. Каждому. Будем решать, что дальше делать. А теперь, идите работать, товарищи. Не задерживаю…

Я шла домой. Пользуясь служебным положением, удалось выйти чуть раньше.

Чтобы скостить путь, я пошла через пустырь напрямик. Люблю ходить сюдой, здесь всегда тихо, спокойно и как-то умиротворительно. Я подставила лицо мягкому весеннему солнышку и улыбнулась — на щеку легкий, пропахший ромашками, ветерок швырнул пушок раннего одуванчика, щекотно. Поздняя весна — моя любимая пора: вроде, как и лето ещё не началось, такой прям жары-жары ещё нету, и всё как-то так радостно, приятно, аж душа поёт. Воздух пропитан ароматами цветов и налитых соком трав, а в воздухе чувствуется предвкушение свободы.

Я перешагнула через узенький, в две ладони, ручеёк, который весело побулькивал, пересекая тропинку. От неожиданности большая бурая лягушка отпрыгнула в сторону и сварливо квакнула, ошеломлённо вращая выпуклыми глазами.

Раньше здесь ходить было невозможно, но после того, как соседний со стойкой овраг засыпали и высадили там ёлки, средь густо поросшего одуванчиками и лопухами пустыря возникла удобная тропинка. Я шла по ней и размышляла: круговорот последних дней так затянул, что мое то ли «возвращение», то ли «галлюцинация», как-то отошли на второй план. А ведь есть, о чем подумать. Вот взять хотя бы…

Мои мысли прервал какой-то посторонний звук — в зарослях гигантских лопухов кто-то громко чихнул. Я прислушалась. Кто-то чихнул второй раз и явственно сказал: «Свинство!». Не удержавшись, я заглянула туда. Каково же было мое удивление — прямо посреди пыльных лопухов сидела моя Светка и хмуро рассматривала огромную ссадину на коленке.

— Ты что здесь делаешь? — удивилась я, раздвигая листву.

Светка вздрогнула и удручённо посмотрела на меня из-под спутанной чёлки: