Конституционные идеи Андрея Сахарова (сборник под ред. Л. М. Баткина)

С одной стороны, будущий Советский Союз может быть лишь конфедерацией! Иначе он распадется, многие республики не пожелают войти в состав такого содружества наций, которое ущемит их государственный суверенитет, так или иначе подчинит центру, превратит всего лишь в часть пусть и демократизированного федеративного государства. Правомерно пожелают особой и суверенной республики не только балтийские, закавказские народы, Украина или Молдавия, Татария или Карелия, но и, конечно, сами РУССКИЕ. Причем Республика Россия сама решит, не выделить ли ей в своих безмерных пространствах автономные административные регионы: скажем, Северо-Запад, Центральную Россию, Поволжье, Урал, Западную Сибирь, Восточную Сибирь, Дальний Восток.

С другой стороны, исторически сложившийся общий экономический рынок; реально существующий неофициальный язык межнационального общения; 60-миллионная миграция между республиками; обилие смешанных браков, переплетение языков и диалектов (особенно в Белоруссии и на Украине); привычки жизни в какой-никакой, но одной стране, без внутренних виз, пошлин и т. п.; отсутствие у многих народов традиций собственной реальной государственности (во всяком случае, на протяжении последних полутора, трех, а то и пяти и более веков); малочисленность некоторых этносов, нуждающихся не в том, чтобы срочно обзавестись своим министерством иностранных дел или собственной денежной единицей, но просто в бережном сохранении национально-культурной автономии, традиционного уклада жизни, землепользования или водопользования, чистых экологических ниш, и т. д., и т. п., — все это при непременном условии подлинного самоопределения неизбежно придаст будущему Советскому Союзу много черт действительной федерации. Даже для крупных суверенных республик в составе Союза «конфедерация», может быть, окажется более тесной (органичной, выгодной), чем обычно подразумевает этот политологический термин.

Гибрид федерации и конфедерации! Ни на что в мире не похожее, беспрецедентное государственное объединение, слишком пестрое по уровням развития, историческим и культурным корням и… слишком единое для такой пестроты… это уж с какой стороны на него посмотреть.

Здесь не место пускаться в более детальное обсуждение соответствующих сторон проекта А. Д. Сахарова, как и его Конституции в целом. Опущу многое, что заслуживало бы быть отмеченным и прокомментированным: от статьи об исключении из Союза — до выгодных для малых народов квот при выборах в Палату Национальностей; от предложения осторожно заморозить на 10 лет дальнейшее изменение границ внутри Союза (вообще внести тем самым в Конституцию идею о переходном периоде при возникновении Союза) — и до неизбежных спорных или неясных пунктов. (Я, например, возражал в беседе с Андреем Дмитриевичем против того, что «обе палаты заседают совместно, по по ряду вопросов, определенных регламентом Съезда, голосуют раздельно» — ст. 29. Так практикуется теперь. И мне это представляется бессмысленным. Две палаты во всех демократиях мира заседают, как правило, раздельно; у них несколько разных функций, и, в частности, одна из палат — верхняя, а другая — нижняя; если палаты разные не только по нормам и порядку избрания, но отчасти по функциям или правам, вот тогда понятно, почему нужно иметь их две. Мне непонятно также, почему, если уж возможна эмиссия особой республиканской валюты, ее выпуск и аннулирование находятся в исключительном ведении Центрального банка Союза.) Но обсуждение проекта А. Д. Сахарова — впереди. А задача настоящего послесловия носит самый предварительный, скромный характер.

Не могу лишь умолчать о том, что нынешние насилия и конфликты, особенно в Закавказье, по мнению многих, делают вряд ли осуществимым проект Сахарова, который рассчитан как бы на спокойную, цивилизованную, рациональную эволюцию. Мы много говорили с А. Д. о том, чем могла бы обернуться на деле — вот сейчас, идет ли речь о Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии и т. д. — попытка ввести в действие такую Конституцию… Андрей Дмитриевич тяжко задумывался, говорил о тупиковости ситуаций, когда убедительного, практически неуязвимого решения нет и не может пока быть вообще

Однако именно в такого рода «безнадежных» положениях, убедившись, что любые предложения и планы разбиваются при столкновении с политической реальностью, что разумные компромиссы не проходят, — Андрей Дмитриевич находил (именно поэтому!) наиболее практичным придерживаться принципа. Ведь принципы, видите ли, это не то, что грезится мечтателям и чудакам. Принципы не сваливаются к нам с небес. Они вызревают и шлифуются в сотнях исторических казусов. Они плод всей эпохи (в данном случае эпохи падения колониальных империй и буйного роста числа независимых государств на земном шаре в XX веке). Плод часто горького, затянувшегося, кровавого, но верного опыта. Поэтому, когда никакого выхода не видать, мудрее и практичнее всего довериться именно принципу.