Освободив икону от обертки мы аккуратно, стоймя, водрузили ее на стол старшего инспектора. Наш штатный художник пригляделся, и потрясенно ахнул.
— Да это же Эндрю Флорин, лопни мои глазоньки! — пораженно воскликнул он. — Но что за негодяй покрывал изображение лаком? Это же бронирование, а не олифление… Постойте, да оно отслаивается.
Мистер О`Хара провел рукавом по поверхности, и на столешницу посыпались темные чешуйки лака, открывая нам удивительно яркие, словно только что нанесенные, краски.
— Сможете привести образ в нужное состояние? — напряженно спросил инспектор. — Это позволит нам привлечь на свою сторону Церковь, что в свете сегодняшних событий будет не лишним.
— Да, но… Нужна не простая, но именно иконная олифа, а у меня ее нет.
— Льняное масло, отбеленное под действием дневного света в продолжение двух лет и вареное затем со свинцовыми белилами или свинцовым глетом? — спросил доктор Уоткинс, и, получив утвердительный ответ, произнес: — У меня есть. Осталось от одного дела… Можете послать ко мне домой, инспектор — миссис Кристи знает, где это.
— К обеду закончите, мистер О`Хара?
— Помилуйте, сэр! Я-то, положим, и к утру закончу, но олифе полтора дня надо сохнуть!
— Ну это-то уже вопрос решаемый… — пробормотал инспектор.
В дверь постучали, и на пороге появился Стойкасл — нынче он был дежурным по участку.
— Сэр, — обратился он к мистеру Ланигану, — осмелюсь доложить, сегодняшний задержанный здоровяк пришел в себя.
— А! Прекрасно. — потер руки старший инспектор. — Давайте-ка его сюда, голубчика… Мистер О`Хара, скажите, как долго Вы будете удалять старый лак?
— С четверть часа, может немного больше. — пробормотал художник не отрываясь от занятия. — Если констебль будет столь любезен, что подержит икону это время.
— Что же, мистер Вильк, не откажете в любезности? — спросил мистер Ланиган.
— Не откажу, сэр. — еще четверть часа без сна я переживу, а поглядеть, как облик святой будет выглядеть без этой, раскритикованной нашим художником лакировки, было страсть как интересно.
Да и конка еще не ходит, а тратиться на кэб (тем паче идти домой пешком) что-то не хотелось.
Вскоре Маккейна, в наручниках, доставили в кабинет.
— Лучше мне не дергаться. — хмыкнул он, покосившись на меня, и тот предмет, что я держал в руках.
— Уж будьте так любезны. — ответил мистер Ланиган, и, кивнув на стул, добавил: — Присаживайтесь.
Задержанный последовал его указанию (пара констеблей, ну просто на всякий случай, осталась стоять рядом с ним), а старший инспектор, сложив руки в замок, посмотрел на него долгим взглядом.
— Скажите, мистер Маккейн… Это, кстати, Ваша настоящая фамилия?
— Да, сэр. — ответил тот.
— Так вот, скажите нам мистер, зачем Вы убили мать Лукрецию?
— Что?!! Да я… — преступник хотел было в возмущении подскочить, но был остановлен тяжелой рукой Мозеса Хайтауэра. — Э, нет, сэр, вот это Вам на меня повесить не удастся! Уж чего-чего, а этого-то я точно не делал!
— А что же делали? — мягко поинтересовался доктор Уоткинс. — Ну, кроме того, что проникли в женскую обитель без дозволения настоятельницы или лица ее замещающего, что действующим законодательством трактуется как святотатство, и оказали сопротивление полицейскому? Ведь это Вы похитили сестру Епифанию, верно?
— Моя вина, сэр. — ответил Маккейн, тяжко вздохнув и поникнув даже как-то. — Не знаю как Вы про это прознали… Но она жива и здорова! Я собирался ее отпустить когда вся эта катавасия со старинными чертежами закончится, ей-богу, сэр!
— Где Вы ее держите?!! — хлопнул ладонью по столу мистер Ланиган.
— В домике, который снимаю, Коннахат-лайн сорок пять, в подвале. Я оставил ей еды и воды, перед тем, как отправиться на дело, сэр, так что…
— Констебль Стойкасл! — крикнул старший инспектор.
Когда тот явился, Ланиган распорядился отправить в дом Маккейна дежурный наряд, и доставить в участок удерживаемую там монахиню.
— Ну а теперь, — сказал Уоткинс, — расскажите нам, что же Вы искали в тайнике аббатисы.
— И на кого работаете. — добавил старший инспектор.
— Сэр… Я не знаю, на кого я работаю. Мне никогда не доводилось видеть этого человека.
— Так! — насупился Ланиган. — И Вы полагаете, будто я в такое поверю?
— А пускай мистер Маккейн расскажет нам свою историю с самого начала, инспектор. — предложил доктор. — Ведь сотрудничество со следствием, если я верно помню, смягчает вину.
— Вплоть до перевода в разряд свидетелей — зависит от степени сотрудничества.
— Что же… — вздохнул арестованный. — Я расскажу вам, господа, историю своей жизни и падения.
Он помолчал немного, собираясь с мыслями.
— Происхожу я из небогатого дворянского рода в Дамфрисе, что в Стрэтклайде.
— Англичанин? — удивился Макензи.