Оба — и Валк, и Вальк, — подавшись вперед, принялись внимательно изучать председателя поссовета.
Понизов растерялся:
— Вот от этой мысли отдохните. Это не мой уровень. За разрешением на раскопки вам надо в район, область. Только…
Он поцокал, давая понять бессмысленность попытки. Но Валк и Вальк, не сговариваясь, поднялись бок о бок.
— Мы поедем, — объявил Хенни Валк.
— Мы будем добиваться, — согласился Густав Вальк.
— И как долго? — Понизов не сдержал сарказма.
— Сколько надо долго, — ответил Валк. — Нас направили. Нам доверили.
— Мы обязаны, — поддержал Вальк.
Оба отставника коротко, по-офицерски кивнули и вышли энергичным шагом.
Алекса, по молчаливому соглашению, оставили в поссовете, — видимо, в качестве офицера при штабе. То, что поселковый совет рассматривался как штаб экспедиции, с Понизовым даже не обсуждалось. Подразумевалось само собой.
— И таких бойцов отправляют в отставку. Богатая же у вас республика, — сыронизировал с невольным уважением Понизов.
Заметил беспросветную тоску в глазах Гусевой:
— Вы-то отчего так переживаете, Ксения Сергеевна? Не нашли. Бывает.
— Константин Александрович! Наш бывший главврач, — объяснилась она невнятно. — Понимаете, Николай, на вашего отца много несправедливого сейчас наговаривают. При жизни клевали за то, что с больными по-человечески обращался. После смерти решили память изуродовать, — придумали, будто чуть ли не пытал. А при нем на самом деле пациенты-старики годами содержались. Сравните хоть с тем, как нынче. Сегодня поступил. Через неделю-другую, глядишь, на погост везут. А это дело, если до конца довести, оно б совсем с другой стороны человека высветило. Ведь он тогда на себя всю ответственность взвалил. И… в конечном итоге жизнью поплатился.
Ей почудилась на лице Понизова-младшего недоверчивая ухмылка.
— Да, да! И нечего с умным видом кривиться, — рассердилась она. — Вместо того, чтоб слушать всякую гадость о собственном отце, которого даже не знали, потрудились бы вникнуть! Нынче все смельчаки да весельчаки задним числом судить. Вы б сами попробовали в то время!
Алекс, изумленный внезапной вспышкой, переглянувшись с другом, повел налитым плечом, успокоительно огладил старушечье запястье.
Николай Понизов подошел к бару, на нижней полке которого стояла початая бутылка коньяка, разлил по двум стопкам. С верхней полки достал конверт, что накануне принес из дома. Стопки поделил с Алексом, конверт протянул Гусевой.
— Возьмите. Это ваше… Нашел среди отцовских книг.
Старушка приняла пачку. Не понимая, глянула на почерк на конверте. Губы задрожали. Неверными пальцами извлекла письма. Перебрала. Подняла влажное лицо:
— Откуда? У меня же ничего не сохранилось.
Жадно ухватила письма, отошла к окну. Протирая глаза, впилась в расползающиеся строки.
— Господи! Костенька! С того света! Родненький мой!
Николай Понизов и Алекс Тоомс переглянулись.
— Кто б меня на полстолько полюбил, — Алекс завистливо причмокнул. — Веришь? Душу бы заложил.
Мрачный Николай согласно кивнул.
— Наверное, разведусь всё-таки, — ответил он на незаданный вопрос. — Дети, конечно… Как якорем держат. Но и придумывать дела допоздна, только чтоб не домой, — это не жизнь. Уговариваю себя. Но, похоже, там уж выжженная земля. А тут под сорок лет мертвый, а она всё им живет.
— Может, и нам попробовать помереть? — в бесстрастной своей манере пошутил Алекс.
С улицы донесся игривый женский смех. На крыльце участковый Хурадов любезничал с женским составом поссовета. Смеялись охотно и от души, — ладненький кавказец пользовался успехом.
— Еще один великий поисковик явился, — процедил Понизов. — Сейчас начнет пургу гнать.
Хурадов и впрямь был неподдельно оживлен. С любопытством кивнул светловолосому прибалту, которого видел здесь уже второй раз.
— Что светишься, будто сразу начальником ОБХСС назначили? — буркнул Понизов, искавший, на ком бы выместить дурное настроение. Удивительное дело, но теперь, когда поиски зашли в тупик, Понизов вместо удовлетворения испытывал жгучую досаду.
— На рамешковском кладбище две щербатовские плиты обнаружил! — похвастался Хурадов. — Свеженькие. Года не прошло.
Понизов запунцовел:
— Ты делом начнешь заниматься? Помнишь, куда тебя вчера послал? Или еще дальше послать?!
— Зачем ругаетесь? Сделал, как сказали.
Хурадов с шиком распахнул задвижки объемистого крокодиловой кожи портфеля, что таскал через плечо на длинном ремне, извлек позвякивающий пакет, и под удивленными взглядами высыпал содержимое на полировку председательского стола.
— Вот! — он разровнял горку из бижутерии, цепочек, медных крестиков, перемешанных с засохшей глиной.
— Здесь тебе чего, ломбард? — Понизов почувствовал, что свирепеет.
— Так обыск сделал, как велели, — заторопился струсивший участковый. — Порешало и других на месте не оказалось. А я обыскал… Замочек хлипкий, зашел. Посмотрел по шкафам, по тумбочкам. Что нашел, сгреб и привез.
Понизов брезгливо тронул кучку пальцем.
— Хурадов! Ты хоть помнишь, что искать надо? Поссовет подломали: документы, печати. А это… Будто лавку старьевщика обчистил.