— Э! Да и поделом, — внезапно обозлился Осначев. — Пусть хоть иногда о себе правду услышат. Перевертыши! Вчера за коммунистическое завтра к стенке ставили, а сегодня так за царствие господнее стоят, что скоро, глядишь, попов вздергивать начнут за недостаток веры. Ладно, не переживай, помиримся, — отстегнем чуток на восстановление поруганной чести. И — опять ручным станет.
— Допустим! Но вот за каким ты на сцену полез Бога топтать? Такую бучу заварил! Нет Бога, и всё тут! Все, понятно, за Бога горой встали. А ты свое гнешь.
— И что? — заинтересовался Осначев.
— Да ничего! Идиот ты всё-таки! Начал требовать, чтоб Бог в подтверждение своего существования тут же тебя и испепелил.
— Только-то? Я-то и впрямь думал, что серьезное. А это! Не робей, Аркаша, было б кому, уж кого-кого, а нас с тобой черти бы первых прибрали.
— Не кощунствуй, — опасливо буркнул Аркадий.
— Что слышу я? Никак еще один уверовавший. Вот не замечал, — несмотря на скверное самочувствие, Осначев развеселился. — Ты ж как будто атеист.
— Атеист! А только глупо в грозу под дерево в чистом поле лезть — молнию-то и накличешь.
— От кого ж накличешь, если некому?
— Может, и некому. А может, и есть, — Фринштейн незаметно сплюнул. — Не глупей нас с тобой за тысячелетия люди перебывали и — верили. Значит, есть во что. Если не в деда с бородой, так в высший разум. Ходить по церквям или не ходить — это дело хозяйское. Но если уж погряз в безбожии, так — чтоб втихую.
— Глупости всё это и самомнение. Нету, увы, ничего. Перекантовался на этом свете и — в перегной. Вот и вся наша с тобой конструктивная функция.
— Перестань! — нервно оборвал Аркадий. — Вечно ты всё как-то… безразмерно. А жить надо всё равно по заповедям. Чтоб добро сеять. Мы, к примеру, на последнем правлении приняли решение выделить средства на ремонт подшефного детского дома. Вчера я подготовил платежку. И вдруг узнаю, что денег нет. Ты их куда-то завернул.
— Да. Пропелен внезапно подошел. Надо было срочно выкупать, — безразлично припомнил Осначев. — А насчет детдома — тем кварталом из доходов проплатим. Столько лет ждали, еще подождут. Он поколебался:
— Жене моей звонил?
— А? Да, конечно. Сказал, что ты срочно улетел на переговоры в Тюмень — туда и обратно.
— Поверила?
— Догадайся с трех раз.
— М-да. Пора с гулькой завязывать и — в работу, в работу! — Осначев энергично пошлепал себя по щекам. — Сейчас все силы в кулак — на тендер по нефтянке. Обязаны выиграть. Без этого холдингу нашему не быть. А уж когда новым месторождением прирастем, тогда на досуге и о заповедях поразмышляем.
Осначев задумчиво почесал подбородок. Неделю назад начальник службы безопасности доложил ему, что Фринштейна пытается подкупить «Сигнефть» — основной конкурент на нефтяном тендере. Осначев приказал эту информацию держать втайне. Он ждал, что Аркадий сам расскажет о сделанном предложении. Но время шло, и подозрения крепли.
— О «Сигнефти» что нового слышно? На контакт не выходят? — будто между делом полюбопытствовал Осначев.
— Затихли. Может, передумали участвовать. Знают, что с тобой связываться себе дороже, — хмыкнул Аркадий. Заботливо пригляделся к закашлявшемуся шефу. — Э, да ты не болен ли, друже? У нас, если помнишь, на двенадцать пресс-конференция на телевидении назначена. Не перенести ли, пока не поздно?
— Еще чего? — Осначев недоуменно отер испарину со лба, провел пальцем по слезящимся глазам, — бронхит вцепился всерьез.
— Вот что, — он выглянул в окно. — Мы сейчас мимо института пульманологии проезжать будем, дай команду заехать. У меня здесь старый дружок по комсомолу рулит. Забегу, чтоб взбодрил: грелку или пилюлю какую-нибудь. Оставишь при мне «мерс» и пару охранял. А сам дуй в Останкино — разогреешь пока прессу. Главный посыл, который доведешь громогласно: компания стремится получить месторождение, чтобы обеспечить налоги и увеличить рабочие места для туземцев… в смысле — местного населения.
— Так мы ж, наоборот, собираемся сокращать.
— А вот это ты объявишь на следующей пресс-конференции, — после того как тендер выиграем. Политика, понимаешь! — Осначев, довольный собственной остротой, расхохотался.
2.
…— Ба! Какие люди, — главный врач института пульманологии, не веря собственным глазам, поднялся навстречу олигарху. — Вот уж подлинно: тыща лет, тыща зим.
Какое-то время они постояли, не размыкая рукопожатия, с интересом рассматривая друг друга. Когда-то в прежние времена они сидели в обкоме комсомола в соседних кабинетах.
— Какой ты, однако, стал, — главврач замешкался, выискивая наименее обидное определение. И — нашелся. — Осанистый.
Он сделал приглашающий жест, склонился над селектором:
— Ко мне не пускать.
— И так не пустят, — успокоил Осначев. — Там, в приемной, моя охрана.
— А выпустят?
— Это смотря по результату, — Осначев хохотнул. Но — не рассчитал сил и зашелся в захлебывающемся кашле. — Вот ведь привязалась зараза. Главное, не вовремя.
— А когда оно вовремя-то бывает?
— Твоя правда, — признал Осначев. — Жизнь, старик, это такая, доложу тебе, суета. Веришь? Секунды свободной нет.