Константинов крест [сборник]

— Да так, — Лёвушка замялся. — Сначала будто взбодрился. А вернулись домой, опять та же хандра. И вот… — Лёвушка тяжко вздохнул, скрывая смущение.

За смущением этим Заманский угадал какую-то недосказанность.

— Стало быть, ты окончательно убедился, что вся коллекция в сохранности? — уточнил он.

Лёвушка кивнул.

— Когда звонил вам, еще не был уверен. А после прошелся по описи. Ну, разве какой-то мелочи тыщ на пятьдесят долларов не достает. Да и они, скорее, по магазинам расставлены… Нет, банкротом папа, если вы об этом, точно не был. Наоборот, можно сказать, процветал. Так что из-за денег покончить с собой не мог.

Вот уж о чем Заманский совершенно не думал. Трепетного отношения к деньгам в Плескаче не было ни в далекой молодости, когда подрабатывал извозом, ни позже, когда погрузился в бизнес. На его глазах Зиновий трижды терял нажитое, и даже близкие друзья об этом не догадывались. Лишь разбогатев вновь, задним числом подшучивал над своей незадачливостью. Еврей, научившийся вставать после самого жестокого падения, отряхиваться и продолжать путь, не станет из-за денег сводить счеты с жизнью.

Но какая-то причина должна быть!

— Кстати, ты ведь теперь у нас богатый наследник, — припомнил Заманский. — Какие планы насчет коллекции? Или всё-таки почувствовал вкус к отцовской профессии?

— Папа очень, очень хотел, чтобы я перенял его дело. И, поверьте, я старался.

Лёвушка отчего-то зыркнул через плечо и понизил голос.

— Говорят, девять дней души бродят среди близких, а мне не хотелось бы огорчать папу.

Аська всхрюкнула. Лёвушка скосился с укоризной.

— Ну, какой я антиквар? — умоляюще произнес он.

— Стало быть, будешь распродавать?

Лёвушка мелко закивал, будто признаваясь в чем-то непристойном.

С шоссе на Косую Гору свернули на гравийную дорогу, ведущую к коттеджному поселку. Попетляв, уткнулись в высоченный кирпичный забор, за которым в кромешной тьме угадывался домина с башенками на макушке, — замок, о котором всю жизнь мечтал Зиновий Плескач. Строил под будущих внуков, под друзей, что станут собираться под его крышей. Кажется, совсем недавно сам Заманский дневал и ночевал здесь. Бывало, не один. И покрывали его не только хозяин, но и радушная жена его, Лидушка. И вот земля пару раз крутнулась вокруг солнца, и обоих уж нет.

Лёвушка дважды нажал на пульт. Распахнулись ворота, заиграли веселые фонарики у бассейна, заискрились лампочки на серебристых елях, забликовали огромные мозаичные окна. Открылся въезд в подземный гараж.

Коттедж ожил. Поднимались по парадной лестнице. Как и год назад, со всех пролетов и стен гостей встречали размноженные портреты и фотографии умершей Лидии. Подле, вдоль плинтусов, стояли наготове фото самого Зиновия. Семейный пантеон расширялся.

В гостевой комнате на верхнем, четвертом этаже, где Лёвушка приготовил ужин, не чокаясь, выпили по рюмке виски

— Как же я рад, дядя Вить, что вы приехали, — стесняясь, признался Лёвушка.

Заманский, дотянувшись, потрепал его по волосам.

Сейчас, забравшись с ногами в кресло, скрадывавшее рост, потерянный Лёвушка в этих гулких метражах казался ребенком, брошенным родителями и отчаянно пытающимся не выказать испуга. Даже ехидна Аська поглядывала на него с сочувствием.

5.

На следующее утро Заманский, взяв ключи от машины Зиновия, отправился на кладбище. Лёвушка вызвался сопровождать. Но Заманский попросил его провезти по Туле Аську, чтоб помочь немного освоиться в городе, из которого та была увезена школьницей. А к обеду предложил встретиться у антикварного салона. Лёвушка неохотно согласился.

Дождливым будничным утром на Смоленском кладбище было пусто. У центрального входа, обычно забитого посетителями, примостились на скамеечке бок о бок две укутанные в дождевики цветочницы, да на крыльце ритуальной мастерской меж мраморных заготовок почесывался мужик в несвежей голубой майке. Задрав к небу острый небритый кадык, он с видимым удовольствием слизывал с губ дождевые капли. На автостоянке мокла одинокая старенькая «шевроле» с московскими номерами.

Похороны жены не просто на престижном кладбище, а на центральной, «козырной» аллее, меж героями Чечни, цыганским бароном и застреленным вице-мэром, несомненно, обошлись Зиновию в увесистую копеечку. Но, как выяснилось, и здесь ловкий бизнесмен не переплатил. Теперь вот и сам упокоился подле своей Лидушки, уже на халяву.

Заманский аж головой мотнул, отгоняя недобрые мысли. Оказывается, он всерьез злился на умершего без спросу товарища.

Безлюдной выглядела и территория кладбища. Может, оттого, едва Заманский прошел через ворота, глаза сами выхватили единственную фигуру, — навстречу неспешно, погруженная в свои мысли, шла холеная, лет под сорок женщина в легком кожаном пальто с длиннющим, перехваченным на шее шарфом.