А если не соврали, значит и в остальном верно. Значит и здоровья, запаса прочности у организма сейчас на двоих. Неплохо б прожить не 65 лет, как великий князь в ТОЙ жизни, а хотя бы 90, дабы посмотреть, что у Ильича получится. Впрочем, о чём это я. Делов то — загнать Илью Николаевича Ульянова просвещать аборигенов на Камчатку. Нет! Лучше на Аляску, если уж решил оставить американскую землицу за Россией. И женить Ульянова не на Марии Александровне, а на алеутке какой. Вот это будет номер! Впрочем, не в Ильиче дело. Братец Саша изрядно напортачил при освобождении крестьян, а братец Костя, то бишь я, ему в том немало помог. С этого, собственно и началось на Руси матушке брожение.
Хотя, стоп, что толку «глобалить» темы, отстоящие на десятилетия от дня сегодняшнего. Аляска, Крымская война, Крестьянская реформа, — до сих событий жить да ещё б дожить. На сегодня в повестке в очередной раз усмирённая но так и не покорившаяся Польша, и холерные бунты. Тёзка, дядюшка Константин Павлович, подложил папеньке преизрядную свинью, то бегая от шляхтичей, то ведя себя, как предтеча проститутки Троцкого по вопросу ведения боевых действий (ни войны, ни мира, одни бесполезные переговоры с бунтовщиками). После чего дядя подцепил холеру и геройски скончался.
Батя, злой как тысяча чертей, похудел, осунулся, получая известия из усмиряемого Царства Польского, шпынял генералитет, устраивал бесконечные совещания и смотры, а вечерами, призвав Сашку и меня в кабинет, расспрашивал как прошёл день и просил поскорее подрастать, помогать рулить державой.
Более-менее всё подуспокоилось к 1834 году. Поляки двинулись кто в Европу, кто в Сибирь. А я, уже здравомыслящий семилетка, направленный строгим родителем на морскую стезю, вовсю использовал приказ императора снабдить сына огромным глобусом и наиподробнейшими картами земного шара, а такожс Российской империи. Капитан первого ранга Федор Литке, рассказав великому князю Константину о своих путешествиях и начертив их на картах, ошарашено смотрел, как малолетка царевич увлечённо прорисовывает Северный морской путь и предлагает устроить промежуточный порт в устье Енисея, где бы могли зимовать корабли, пробивающиеся на Аляску и Камчатку через льды и торосы.
После таких занятий каперанг галопом нёсся к императору, докладывая о гениальности будущего генерал-адмирала Российского флота и прося профинансировать северные экспедиции. Государь несколько раз захаживал на занятия, принимал живейшее участие в беседах и досрочно произвёл Фёдора Петровича в контр-адмиралы. Кстати, Пушкин, раз или два в месяц бывал во дворце как учитель словесности, со слезой слушал свои стихи в моём прочтении, особенно умилялся классик детской архисерьёзной декламацией «Евгения Онегина». Однажды Александр Сергеевич привёл робкого юношу, оказавшегося Петром Ершовым. Автор «Конька Горбунка» презентовал свежую, с пылу с жару, прямиком из типографии книгу. Вообще, после сведения знакомства с Пушкиным и великий князь Константин Николаевич имеет обыкновение громогласно спрашивать у придворных дам и офицеров гвардии, какие стихи Пушкина те знают, и просил почитать, изрядно увеличило продажи книг Александра Сергеевича. Кто ж хотел быть принародно оконфужен чудо-ребёнком в ранге царевича? Покупали, читали и заучивали. Анекдот о бравом полковнике, молодцевато ответствовавшем малолетнему Косте, дескать, стихов не знает, книг не читает, ибо видит своё предназначение в служении престолу и получившему в ответ: «Как же так, господин полковник. О чём вы тогда с дамами разговариваете? О лошадях?»…
Вояку, которого едва не хватил удар, я тут же одарил томиком Пушкина и напросился в его полк, почитать господам офицерам стихи «великого российского поэта». Император, сначала обозлившийся на выходку второго сына, неожиданно сменил гнев на милость и добро на «выезд в войска» дал.
Успех был невероятный. Офицеры (и юные и в годах) выходили после общения с великим князем с квадратными глазами. Ещё бы. Первым делом поздоровавшись, семилетка царевич раскатал большую карту Российской империи и прочитал лекцию о том, как трудно оборонять страну с такими протяжёнными границами, о важности хороших дорог внутри империи, по которым будут перебрасываться подкрепления. Засим великий князь подкрепил речь зачтением отрывка из чернового наброска Пушкина, презентованного своему воспитаннику, про царя Дадона и золотого петушка. Петушок в пояснениях Костика был лазутчиком узнававшим планы врага, что позволяло вовремя выставить заслоны на пути неприятеля. Затем, для усиления эффекта ошарашенные вояки заслушали отрывок из «Полтавы», красочно описывающий сражение и триумф Петра и получили в подарок от Константина по томику «Полтавы».