Константин Заслонов

— И всё-таки, товарищ Заслонов, выходить из мешка придется, — осторожно вставил Смирнов.

— Выйти всегда успеем!

— Ой ли?

— Ручаюсь! — Заслонов приподнялся и сел. — Я берусь вывести в любой момент оба наши соединения.

— Вы, товарищ Заслонов, возьмете на себя ответственность за всех нас? — переспросил, оживившись, Смирнов.

— Возьму! — твердо ответил Заслонов.

«Дядю Костю задело. Сказал — докажет!» — подумал Алексеев, глядя на Заслонова. Анатолий знал характер Константина Сергеевича.

— Командуйте, я согласен! — ответил Смирнов, взглянув на своего комиссара.

Это предложение устраивало Смирнова.

— Да, да, пусть товарищ Заслонов временно… — поддержал его комиссар.

— Конечно, временно. Но завтра я всё-таки обо всем радирую Центральному штабу, — сказал Заслонов.

— Само собою!..

— А теперь давайте подумаем сообща, где и как мы будем драться, — взялся за карандаш Заслонов.

Все нагнулись над картой.

Весь главный удар Заслонов принимал на себя. Он решил боем привлечь к себе и те фашистские силы, которые могут направляться из Любавич. А Смирнов должен был удерживать врага, идущего из Красного, на своем рубеже Мохначи — Волково.

— А пока всем нам надо немедленно рыть окопы и делать дзоты, — сказал напоследок Заслонов.

Смирнов и его комиссар тотчас же уехали к себе.

Когда заслоновцы остались одни, Норонович подошел к Заслонову:

— Дядя Костя, чего это он меня за вас принял?

— О, он еще не знает? — ударил Нороновича по плечу приковылявший дед Куприянович. — На твои пригожие штаны глядючи!

— Да ну тебя! — недовольно отмахнулся Норонович.

Заслонов улыбался:

— Плох тот солдат, Василий Федорович, который не думает быть генералом! Погоди, дождешься: дадут и тебе соединение!

XVI

Женя сладко спал, несмотря на то, что на его груди лежала голова Коли Домарацкого, а с другой стороны в плечо уперся лбом, словно собирался бодаться, Вася Белодед.

Жене снился великолепный сон: деповцы играли с минским «Динамо».

Счет был 3 : 0 в пользу оршанцев. Женя вырвался вперед, красиво обвел двух защитников и оказался один на один с вратарем.

Он хочет ударить по мячу, но его ногу кто-то дергает в сторону. Он делает последнее усилие — и просыпается.

Комиссар Алексеев тормошит всех ребят:

— Подъем! Подъем! Комсомол, вставай!

Сна как не бывало.

Проклятые фашисты! Если бы не они, если бы не война, — спали бы до первого гудка и играли бы в футбол, хотя и не с минским «Динамо», но играли бы!

Но ничего. «Разобьем врага, тогда заживем!» — всегда говорит дядя Костя.

Женя проворно вылезает из шалаша, встряхивается, поправляет кобуру пистолета, который во время сна съехал на живот.

В лесу темновато, солнце еще не взошло.

Из шалаша один за другим показываются ребята. Поеживаются от утренней свежести. Кто-то, кашляя, закуривает, кто-то уже смеется.

Заторопились к ручью умываться.

Сегодня предстоит большая работа: надо вырыть окопы, сделать дзоты. Фашисты могут нагрянуть в любую минуту.

Жуя на ходу корку хлеба, вареную картошку, яблоко, — что у кого нашлось, — собирались на лесной опушке.

Дядя Костя с комиссаром и начальником штаба уже стоят там, указывая, где рыть окопы, где сделать дзот.

Сразу стало ясно: не хватает лопат, топоров и прочего инструмента.

— Пусть двое сбегают в Драгали, — обернулся к Жене Заслонов.

Алесь и Коля охотно побежали в деревню.

Прошло минут пятнадцать, а ребята всё не возвращались. Командир ходил по опушке, то и дело поглядывая на дорогу.

— Что они там, — молочко пьют? — буркнул Норонович.

— Не может быть, не таковские! — ответил комиссар.

— Идут! — первым увидал Женя, не спускавший глаз с деревни.

Алесь и Коля возвращались не одни, — их окружали парни и девушки; обгоняя взрослых, спешили к лесу ребятишки, — каждый нес что-нибудь: пилу, лопату, топор.

Вся деревня шла помогать партизанам.

Карие глаза Константина Сергеевича засветились.

— Говорят, сила партизан — в лесах. Не в лесах, а в народе! — сказал он.

XVII

В этот день на условленный лесной аэродром прилетел самолет Центрального штаба.

Он привез боеприпасы, литературу, а от партизан взял раненых.

Заслонов передал пилоту письмо, прося его отправить на «Большой земле» по адресу.

Константин Сергеевич писал жене:

«Ритуся, здравствуй! Здравствуйте, мои дорогие бусеньки Муза и Иза!

Пишу Вам из далекого тыла, из БССР, оккупированной немцами. Деремся с ними не на жизнь, а на смерть, деремся отчаянно и очень серьезно. Имеем убитых и раненых, но зато сами убиваем еще больше, воюем по-настоящему.

Я командую в тылу большим партизанским соединением. Хочется вас очень видеть, но будем живы, увидимся.

Погибну — значит, за Родину, так и объясни ребятишкам».

XVIII