Читаем Константин Заслонов полностью

— Тем лучше! Начало уже положено, — я знаю. Итак, товарищи, укрепляйтесь, растите и держите с нами связь! Я буду рядом с вами, в отряде товарища Лойко, — закончил Ларионов поднимаясь.

<p><strong>V</strong></p>

Марья Павловна охотно отправилась в Межево к брату — выяснить обстановку и обо всем договориться.

Она принесла самые точные подробные сведения.

Директором в «земском хозяйстве», как оккупанты называли совхоз, служил бывший торговец из Орши. Оружие у него, вероятно, есть но вряд ли он окажет сопротивление. Муки в хозяйстве много. Полицейский пост, который стоит в соседней деревне, ночью никуда не показывает носа. Телефонной связи у директора с оккупантами нет.

Миша согласился помочь заслоновцам.

Условились, что партизаны нагрянут на Межево в субботу ночью и Мишу свяжут, чтобы гестапо не заподозрило его в пособничестве партизанам.

Отряд Заслонова выступал поздно вечером. Днем тщательно проверили всё оружие — оба пулемета и оба автомата «ППШ».

Командир отряда лично осмотрел, как снаряжен каждый партизан, не звенит ли у него что-нибудь на ходу. Заслонов на всю жизнь запомнил, как осенью при переходе через линию фронта у его людей на ходу что-то звякало и бренчало.

Он велел вынуть из карманов всё лишнее и проверить, чтобы не получилось так, как было у Нороновича: коробка от монпансье, в которой Василий Федорович держал махорку, лежала рядышком с зажигалкой.

Один из грязевицких парней простыл — надрывно кашлял. Заслонов оставил его вместе с Марьей Павловной и Куприяновичем на базе.

— Кого вдруг схватит кашель, суньте в рот кусочек хлеба, — посоветовал начальник штаба Лунев.

______

Иван Иванович Птушка повел отряд; здесь он знал каждый шаг.

Ночь была не совсем удобная — совершенно тихая. Но по дороге партизанам никто не встретился.

Когда они стали подходить к Межеву, где-то в стороне тявкнула чуткая собачонка.

Партизаны полукольцом охватили Межево. Пулеметчики залегли на дороге в засаде.

Заслонов с остальными побежал к амбару, конюшням и дому директора.

— Кто идет? — крикнул Миша, притворяясь испуганным.

— Молчи! Убью! Руки вверх! — кинулось к нему несколько партизан.

— Я Миша, товарищи, я свой! — шептал по-настоящему перепуганный сторож.

— Вяжи его!

Партизаны стали вязать Мишу.

— Не очень туго? — спросил Пашкович.

— Не, пусть так, а то еще не поверят! Хорошо!

Мишу положили у стены. В огромном кожухе и валенках он лежал, как гора.

Заслонов с группой товарищей взбежал на крыльцо директорского дома. В дверь застучали кулаки, ноги, приклады винтовок!

— Отворяй!

В доме проснулись, что-то загремело, должно быть, упал опрокинутый впотьмах стул; и из-за двери срывающийся голос испуганно спросил:

— Кто там? Что надо?

— Отворяй! — строго сказал Заслонов.

Рука, открывшая дверь, видимо, дрожала, никак не могла нащупать засов.

Дверь отворилась.

На пороге стоял полный лысый мужчина в валенках и накинутом на белье полушубке.

— Руки вверх!

На него наставились пистолеты и винтовки.

Отшатнувшись в сторону, директор поднял руки вверх.

— Кто в квартире? — спросил Заслонов.

— Ж-жена и т-теща…

— Вооруженных нет?

— Нет.

Вперед уже пробежали Алексеев и Женя.

Послышались испуганные женские голоса.

— Не бойтесь, вам ничего худого не сделаем! — сказал, входя в комнату Заслонов.

В одной руке он держал «ТТ», в другой — электрический фонарик.

— Забирайте ключи от амбара и пойдем! — приказал он директору.

Директор дрожащими руками достал из костюма ключи и пошел с партизанами.

— Из дома никому не выходить! — приказал Заслонов, выходя последним.

Норонович и несколько партизан уже выводили из конюшни лошадей и запрягали в розвальни. Им помогал разбуженный конюх хозяйства. Он всё приглядывался к партизанам, стараясь в свете зажженной «летучей мыши» разглядеть их.

— Ребята, откуда вы? Чьи вы? — попытался узнать он.

— Мамкины, — неласково ответил Пашкович.

— Вы из лыжного десанту! — понимающе сказал колхозник.

— Меньше говори, больше делай, борода! — прикрикнул на него Норонович.

Директор открыл амбар. Жолудь взял «летучую мышь» и первым вошел в амбар, освещая закрома.

— Горох.

— Хорошо! А там что? — шел за ним Заслонов.

— Муки немного… — поспешил директор.

— Чего врешь, — немного? Тут пудов пятьдесят! — поправил его Вася Жолудь.

— Крупа есть? — спросил Заслонов.

— Есть вот тут, — услужливо указал директор.

Он догадался-таки повязать лысину носовым платком и ходил, словно у него болели уши.

Партизаны быстро, весело грузили мешки на розвальни.

— Товарищ полковник (Заслонов приказал всем звать себя так, чтобы запутать межевцев), здесь еще масло есть! — крикнул шаривший по всем закоулкам Жолудь.

— Давай его сюда!

— И бидон с чем-то.

— Там творог, — заикнулся директор.

— Что, хотел скрыть? Фрицам припасал? — повернулся к нему Заслонов.

— Нет-нет, забыл, господин… това… полковник… Мне бы хоть маленькую расписочку, что взяли, а то не верят, — взмолился, чуть не плача, директор.

Он протянул Заслонову блокнот и карандаш.

— Напиши! — кивнул Алексееву Заслонов.

Анатолий взял блокнот и при свете «летучей мыши» стал писать расписку.

— Взято пшеничной муки килограмм…

— Пятьсот… — подсказал директор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии