Константин Заслонов

Заслонов действовал методично, по намеченному райкомом плану. В первый месяц ему надо было войти в доверие к врагам, разбить предубежденность, с какой они — вполне естественно — подходили к нему, как к бывшему советскому начальнику депо.

Хорошей постановкой работы он усыпил их бдительность и получил возможность перейти к активным действиям.

В его плане большую роль должен был сыграть мороз.

И он тоже не подвел Заслонова.

Как только ударили настоящие морозы, Заслонов начал с небольшого — дал приказ людям:

— Заливать пути!

Это значило, что паровозники должны были, где только представлялась хоть какая-либо возможность, лить воду на рельсы, стрелки, крестовины. На обледенелых путях так легко свалить паровоз с рельсов.

Алексеев, которого Заслонов всё-таки перевел на должность машиниста, однажды среди бела дня проделал следующее. Набрав воду в тендер, отвел колонку, а воду нарочно не закрыл, и она бурным потоком хлынула на рельсы.

Алексеев не заметил, что к паровозу с другой стороны подходили шеф и Заслонов. Контенбрук, увидев водопад, еще издали закричал и заругался. Заслонов поддержал немца.

Алексеев в первую секунду даже не поверил своим глазам: Константин Сергеевич был по-настоящему зол. Он отчитывал механика за непростительную небрежность, но не сказал, какую. Заслонов был сердит за то, что Алексеев прозевал Контенбрука.

После этого случая паровозники стали более осмотрительными и старались заливать пути ночью.

Общими усилиями паровозников и мороза оршанские пути стали больше походить на каток, чем на исправный рельсовый путь. Всё кругом обледенело. Оккупанты вынуждены были скалывать лед.

В эти же дни Пашкович, работавший машинистом, изловчился и въехал ночью своим паровозом в бок товарного состава. Он разбил два вагона и повредил правый цилиндр паровоза.

— Надо было перевернуть паровоз набок, — сказал Заслонов Пашковичу.

Группы стрелочников и сцепщиков пользовались каждым удобным случаем — вьюгой, ночной темнотой, чтобы посильнее ударить по врагу: пускали состав на занятый путь, переводили стрелку в тупик, старались свалить паровоз, ослабляли сцепку.

На угольном складе машинисты незаметно подпиливали тросы углеподъемного крана, чтобы создать перебои в снабжении паровозов углем.

Заслонов смотрел, как отнесется к этой разнообразной «пробе пера» Контенбрук.

Шеф был недоволен, но пока что относил всё за счет случая и зимы.

Тогда Заслонов, не теряя времени, перешел к еще более активной деятельности.

В один из дней он пришел на паровоз, на котором Доронин с помощником Пашковичем должны были отправиться под товарный состав.

— Знаешь инжектор? — сурово спросил Заслонов у старого машиниста.

Доронин удивленно посмотрел на него.

— Знаю, Константин Сергеевич.

— Не делай того, что знаешь! — сказал Заслонов и ушел.

Фашист-конвоир вопросительно смотрел то на Доронина, то на Пашковича.

— Начальник — у-у! — показал Пашкович глазами на уходившего в депо Заслонова.

— O, ja, ja! — поддакнул «филька».

В поездке как будто бы всё шло нормально: машинист и кочегар делали, что полагается; уголь и вода были, но состав дотянулся только до станции Гусино, а не до Смоленска. Паровоз вдруг отказался работать.

«Филька» удивленно воззрился на обоих и всё допытывался:

— Warum?

— Машинка капут! — отвечал Пашкович.

— Warum? — не отставал фашист.

— Мороз, мороз!

— O, ja, ja! — согласился наконец конвоир.

Состав был на несколько часов задержан, а паровоз отправили на буксире назад, в Оршу.

Чтобы это не было единичным случаем, Заслонов: дал приказ паровозникам при всяком удобном случае замораживать инжекторы и водяные насосы.

Существовавшая у оккупантов обезличка паровозов позволяла заслоновцам делать это: паровозная бригада не прикреплялась к определенной машине.

С линии один за другим стали возвращаться в депо поврежденные «52».

Когда цифра поврежденных паровозов сильно возросла, Контенбрук вызвал к себе начальника русских паровозных бригад.

— Скажите, герр Сацлоноф, почему происходит такое безобразие? — в гневе спросил шеф.

— О каком безобразии идет речь? — спокойно возразил Заслонов.

— Как вы не знаете?..

Контенбрук вскочил со стула и забегал по кабинету. Он высыпал на Заслонова целую лавину негодующих слов. Их принимал помрачневший, озабоченный Манш.

Шеф перечислял все злоключения последних дней.

— Каждый день с пути возвращаются в депо паровозы. Неисправность, поломки, — почему это?

— Во-первых, я не начальник по ремонту паровозов. За качество ремонта я не отвечаю. А во-вторых, надо принять во внимание мороз. Такие морозы бывают у нас не каждый год.

— Раньше на ваших паровозах случались эти аварии?

«Манш знает: даже в студеную зиму 1939 года не бывало, — значит, говорить, что случались, — нельзя».

— Нет, — невозмутимо ответил Заслонов.

— А почему теперь происходят каждый день?

— Немецкие паровозы не приспособлены к здешнему суровому климату.

Контенбрук неласково смотрел на Заслонова. Начальник русских паровозных бригад был по-всегдашнему спокоен.

«Может, он прав?» — подумал Контенбрук и отпустил Заслонова.