Читаем Константин Заслонов полностью

Кончали ужинать, когда послышались быстрые шаги и в квартиру вошел высокий молодой человек. Соколовские не упомянули об одной характерной особенности обер-фельдфебеля: у него была большая светлорусая, с рыжинкой борода. Она производила впечатление приклеенной, ненатуральной: настолько молодо глядели голубые нахальные глаза.

— Тнабенд! — козырнул он, поворачиваясь к столу.

Увидев Заслонова, фашист срезал шаг и остановился, удивленно глядя на незнакомого человека с черной бородой.

— А это кто? Кость?

«Смотри, как бы этой костью не подавился!» — невольно подумал Константин Сергеевич, внутренне потешаясь над этим невольным каламбуром.

— Начальник депо, инженер Заслонов, — представил Соколовский.

— О, руссише-шеф. Вьеликольепно-карашо! — сказал Шуф и, глядя на черную бороду Заслонова, прибавил с улыбкой. — Шварцман!

Обер-фельдфебель шагнул в свою комнату, насвистывая что-то веселое.

<p><strong>III</strong></p>

На следующий день Константин Сергеевич пошел с Соколовским в городскую управу получать удостоверение личности. Там уже были Норонович и Алексеев. В городской управе всё сошло благополучно: Заслонову беспрепятственно выдали удостоверение, и он мог не бояться патрулей.

На очереди оставалась более сложная задача: устроиться в депо.

Рискнут ли фашисты взять на работу бывшего ТЧ, который, как всем в Орше известно, деятельно проводил эвакуацию депо?

Может быть, не только не возьмут, а просто арестуют? Очевидно, до гестапо уже дошло, что Заслонов — в Орше.

«С другой стороны, если не арестовали до этого времени, может, пронесет?» — думал Заслонов.

О том, что делается сейчас в депо, Константин Сергеевич собрал самые точные сведения.

После занятия оккупантами Орши железную дорогу обслуживали военные. И лишь в первых числах ноября, с продвижением фронта к Москве, всё перешло в руки гражданских железнодорожников. Заслонов видел их черные шинели и фуражки с высокой тульей. Мастера, дежурные по депо и часть машинистов были немцы, а паровозников не хватало. Фашисты хотели завербовать советских паровозников и деповцев, но пока что к ним на службу поступило всего несколько человек, хотя в Орше и окрестных деревнях жило много железнодорожников.

Прежде чем отправляться к начальнику депо — Контенбруку — Константин Сергеевич решил поговорить с кем-либо из оршанцев-железнодорожников, работающих у фашистов: можно ли надеяться на успех.

Остановились на Птушке, который поступил в депо на работу. Птушку все старые рабочие знали и уважали, как мастера механического цеха, и он мог быть в курсе всех разговоров и настроений в депо.

— Птушка-то сам каков? Ведь он остался, не уехал на восток? — спросил у товарищей Заслонов.

— Константин Сергеевич, да ведь Птушка перед самой войной заболел брюшным тифом, — напомнил Алексеев.

— Птушка всегда был советским человеком, — прибавил Норонович.

— Остался он не по своей воле, это верно, — сказал в раздумье Заслонов. — Тогда он был советским человеком — тоже верно. Но тогда и Штукель казался советским человеком, а теперь вот кем оказался.

— Ну, что ж, посмотрим, чем сейчас дышит Иван Иванович.

Сговорились, что Заслонов вместе с Алексеевым сегодня же сходят к Птушке.

______

Иван Иванович сидел у топившейся печки, когда в комнату кто-то вошел.

Птушка взглянул, — перед ним стоял машинист Толя Алексеев, ездивший на «ФД».

— Здравствуйте, Иван Иванович!

— А, Толя, здорово! — протянул ему руку Птушка. — Откуда ты?

— Из Вязьмы. Попались в окружение…

— Та-ак, садись, механик, грейся, — пододвинул Птушка гостю табурет.

— А там это кто? — смотрел он, не узнавая.

У двери, засунув руки в карманы тужурки, стоял небольшой человек. Кепка была надвинута на глаза и в вечерних сумерках можно было различить только усы и черную бороду.

— Что, не узнаете меня, Иван Иванович? — спросил незнакомец и подошел к печке.

Птушка наконец признал своего бывшего начальника; Заслонов очень изменился: лицо осунулось, опухло, костюм был потрепан.

— Константин Сергеевич, здравствуйте! — оживился Птушка, усаживая Заслонова у печки. — Как вы изменились!

— Да, пока тащились пешком, обносились, обросли бородами. Зашли вот проведать старых товарищей. — Заслонов нарочно сказал не «друзей» или «приятелей», а «товарищей», чтобы посмотреть, как это примет Птушка. Иван Иванович принял, как должное.

— Спасибо, Константин Сергеевич. Очень рад! А как тогда всё из моего цеха вывезли в тыл? Дошло ли?

«Выпытывает, что ли?» — подумал Заслонов и сказал, улыбнувшись:

— Всё, Иван Иванович, вывезли. До последнего болтика. И всё дошло. А фашисты, небось, понавезли всего?

— В механическом я еще не бывал. Я ведь пока вроде чернорабочего, по двору работаю, — смутился Птушка. — Немцы допускают нас лишь к самой грязной работе…

— И давно работаете, Иван Иванович?

— С неделю. А вы что, Константин Сергеевич, думаете делать?

— Придется работать: пить-есть надо…

— Идите в депо. Там люди нужны. Особенно такие. Вы для них — клад: всех знаете и вас все знают. Если вы придете, потянутся старые деповцы, а то полный разброд. Люди не знают, что и как делать. Некому организовать…

Заслонов переглянулся с Алексеевым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии