Цесаревич был назначен командующим пятым корпусом 1-й Западной армии Барклая. В корпус входили две пехотные, одна гвардейская, одна гренадерская и одна кирасирская дивизии. Кирасирской командовал генерал Н.И. Депрерадович, гвардейской — А.П. Ермолов. В начале 1812 года корпус цесаревича выступил в поход из Петербурга и остановился в Свенцянах и Видзах Виленской губернии. Полумиллионная наполеоновская армия двигалась к границам России. После перехода Наполеона через Неман в ночь с 11 (23) на 12 (24) июня Барклай приказал начать отступление к Витебску, затем к Смоленску. В русских войсках слышался ропот — отступать казалось стыдно. Цесаревич возмущался действиями главнокомандующего громче всех и только распалял страсти. За бестактные разговоры Барклай отправил оппозиционера из Витебска в Москву, отправил под благовидным предлогом — Константин должен был лично доложить государю о планах главнокомандующего и «на словах» рассказать о положении русской армии{218}.
Понимая, что присутствие Константина в армии создает Барклаю ненужные трудности, Александр хотел поручить брату формирование конного полка в Москве. Цесаревич обещал исполнить эту задачу в две недели, что означало только одно: годные люди и лошади будут забираться, невзирая на слезы, возражения и мольбы. Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин встревожился — подобная беспардонность сулила ему только неприятности в ситуации и без того накаленной и беспокойной. И попросил государя занять цесаревича чем-нибудь другим. Тогда Александр предложил Константину взяться за организацию нижегородского ополчения, но тот отказался и попросился в армию. Император, видимо, уже понимая, что Барклаю все равно не устоять, согласился.
Армия Наполеона слишком превосходила силы русских; не только сражаться с ней лоб в лоб, но даже вести оборонительную войну было невозможно. Еще в 1810 году, вскоре после назначения на пост военного министра, Барклай представил государю записку «О защите западных пределов России», где предлагал «избрать… оборонительную линию, углубляясь внутрь края по Западной Двине и Днепру», то есть вести с Наполеоном «скифскую войну», избегать с ним прямых сражений, в которых корсиканцу не было равных, заманивать его всё глубже в центр страны с непривычным для его солдат суровым климатом, бездорожьем и отсутствием продовольствия. Идея не была личным изобретением Барклая, похожие рекомендации звучали и со стороны штабного офицерства и военной разведки{219}. Александр согласился с доводами министра, и впоследствии именно записка «О защите западных пределов России» стала основой военного плана 1812 года.
Но когда солдаты наполеоновской армии зашагали по русской земле, император дрогнул. Опасался он не того, что план Барклая не сработает. Александра тревожило брожение в народе и в армии, которое должно было возникнуть неизбежно. Первые возмущенные голоса и обвинения Барклая в измене действительно раздались очень быстро, причем в военной среде. В Смоленске собрался военный совет, который буквально принуждал Барклая к наступательным действиям. Среди самых активных сторонников наступления был Константин Павлович. Генерал Ермолов, тоже активно интриговавший против Барклая, пишет о Константине на военном совете в самых хвалебных тонах: «Я в первый раз, в случае столь важном, видел великого князя и не могу довольно сказать похвалы как о рассуждении его, чрезвычайно основательном, так и о скромности, с каковою предлагал он его, и с сего времени удвоилось мое к нему почтение»{220}.
Невзирая на давление и интриги, Барклай продолжал придерживаться отступательной стратегии. Руки у него были по-прежнему связаны, он оставался главнокомандующим лишь 1-й Западной армией. 3-ю возглавлял генерал Тормасов, а 2-й командовал главный соперник Барклая, Багратион. Авторитет Багратиона в русской армии был непререкаем, его обожали и генералитет, и солдаты, военную карьеру его навсегда освятили походы с Суворовым, который особенно выделял и любил Петра Ивановича. Багратион и в самом деле был прекрасным боевым генералом, хотя серьезно уступал Барклаю в образованности и уме. Оппоненты Барклая, среди которых были генералы Н.Н. Раевский, Д.С. Дохтуров, М.И. Платов, братья Тучковы, давно пытались добиться того, чтобы единым главнокомандующим армией стал Багратион, но попытки их терпели неудачу. Тогда генералы обратились за помощью к Константину Павловичу.
Неприязнь цесаревича к главнокомандующему была известна. Краткая высылка в Москву, завершившаяся, впрочем, возвращением в главную квартиру, только усилила в нем антибарклаевский пыл. В дни, когда горел Смоленск, Константин Павлович утешал несчастных жителей старинным способом — указывал на крайнего. «Что делать, друзья! — вздыхал великий князь. — Мы не виноваты. Не допустили нас выручить вас. Не русская кровь течет в том, кто нами командует. А мы, и больно, но должны слушать его! У меня не менее вашего сердце надрывается!»{221}