Водитель включил аварийки. Уступивший ему автомобиль только было посигналил, но тут же заткнулся, когда вышедший из салона Константин Юрьевич, не глядя на осерчавшего водителя продемонстрировал ксиву и, дождавшись меня, направился к Стасу, остановившего мотоцикл за разделительной полосой, у обочины. Кот направлялся к нам на ходу снимая шлем. В ртути глаз мелькнуло некоторое удивление при виде меня и он, бросив взгляд на Анохина, усмехнулся и стал снимать мотоциклетную куртку.
— Стас, это Женя. Костолом меня насиловать будет около часа, после заеду к тебе, заберу. — Обозначил Константин Юрьевич, кивнув, не глядя, на меня, но прекрасно поняв мой вопросительный взгляд, когда Кот отдавал мне куртку, оправляя черную футболку с V-образном вырезом, открывающим блэкворк обхватывающий шею во все красе. — И это не тот случай, что прежде, поэтому только попробуй хвост распушить. Если что, я отведу тебя к ветеринару, чтобы тебя усыпили, понимаешь?
— Гав. — Гоготнул Стас, с интересом оглядывая меня, неверными пальцами натягивающую его куртку со шлейфом приятного парфюма. — Это твоя дочка?
— Это гарантия твоей смерти, если с нее хоть волос упадет. — Предупредил Константин Юрьевич, отклоняя входящий вызов.
— Пиздец ты грозный. — Удовлетворенно ухмыльнулся Кот, протягивая мне шлем и закатывая глаза под взглядом Медузы Горгоны. — Да понял я, понял. Нет, это делается не так, — перехватил шлем, в который я пыталась запихнуть свою репку и надел мне его нормально, а не так как я дотоле, когда у меня глаз к подбородку тянуло. Кивнув сам себе и, щелкнув карабином под подбородком, опустил поднятый визор шлема и велел, — пошли, дочурка.
— Асфальт мокрый, херней не занимайся. — Вновь отклоняя входящий, произнес Костя, когда мы подошли к мотоциклу.
— Правило слышал: «уронил-женился»? Я не хочу жениться, так что не паникуй. — Бросил через плечо Кот, перекидывая ногу и седлая мотоцикл. Повернул голову в профиль ко мне, которой Костя парой жестов подсказал, как сесть позади него, и проинструктировал, — дочурка, слушай сюда: при старте держаться ногами, а на поворотах и торможениях коленками, и упирайся в эти штукоевины, — показал на подножки для пассажиров. — Руками не махать, гнущуюся березку не изображать, на лежачих полицейских чуть привставать, в поворотах повторять мой наклон, но только в половину, в остальном сидеть прямо и наслаждаться. Ферштейн?
— Йа-йа, фюрер. — Подтвердила, чувствуя себя не в своей тарелке, когда усаживалась удобнее, упирая ноги в штукоевины и нерешительно касаясь коленями Кота. При Косте. Теряясь еще больше от ощущения, когда Стас, убрав подножку и выравнивая заведенный мотоцикл, взял контроль над нашим равновесием.
— За поясницу обними и сцепляй руки на животе. — Приказал Кот, поднимая боковые зеркала на руле. Реально не в своей тарелке. Особенно от требовательно кивка Кости, после которого подчинилась и обняла Стаса. — Так. Коленями бедра мне сожми. Смелее, мы папе не расскажем.
Сжала его ноги внутренней стороной бедер, снова после краткого кивка Кости, убийственным взглядом посмотревшего на ухмыльнувшегося ему Кота, тронувшегося с места. Плавно очень, но рефлекс вцепиться все равно сработал. Баланс контролировал он, выезжая между автомобилей, достаточно тесно стоящих и очень медленно трогающихся друг за другом, и моей опорой были только подножки и его корпус. Чувство жути не покидало. Оно очень явственно, когда ощущаешь, что ветер трогает ткань, это совсем не машина с закрытым пространством и ей управляешь не ты.
Легкая вибрация порыкивающего мотора отдавалась в теле. Сквозь слабый тонер визора все происходящее казалось бы не со мной, все эти проплывающие мимо автомобили, среди которых ловко, но достаточно плавно маневрировал Кот. Чувства реальности придавало только отчетливое ощущение, что равновесие держишь не ты, бревнышко деревянное, каждый раз пугающееся того, что Стас уходит в свободный прогал на полосах. Кот уходил плавно, но деревянной все равно становилась. Потому что контролируешь не ты, контролируют тебя и то, что под тобой, вот это поворотливое, резвое, утробно мурчащее. Запускающее вибрацию в тело.
Неожиданно стало спокойнее после развязки, когда пробка начала рассасываться и особой нужды в маневренности не было.
Кот подсказывал.
Он вел корпусом, прежде чем поворачивал руль. Подсказывал невербально, что будет дальше, и от этого, от того, что успеваешь приготовиться, становилось проще. Бревнышком в излишне резвой повозке я себя уже не ощущала. Остановившись на светофоре, он сжал мои пальцы, сцепленные в замок на его груди и чуть отвел — расслабленнее.