Кононов Варвар

Ким улегся на спину, свесил руки, коснулся ладонями бугристой слоновьей кожи и глубоко вздохнул. Серый небосвод с луной и тусклыми россыпями звезд раскачивался над ним, медленно проплывали ветви тополей и сосен, столбы с проводами и крыши домов с антеннами и трубами, теплый ветер, примчавшись с залива, гладил и ласкал лицо. Где-то там, в вышине, в центре Галактики, в десятках тысяч светолет от Солнечной системы и Земли, кружился вокруг светила чуждый мир, чьи обитатели были подобны ртутным каплям, не знали радостей любви, зато умели перемещать свое сознание, делить его на части, обмениваться ими и даже размножаться таким невероятным способом. Поразительно! Однако и тут, на Земле, есть чему поудивляться. Вот, например: ты неподвижен, ты не летишь куда-то и не выкидываешь странных фокусов с сознанием, но погружаешься в миры, которых вовсе не было, в отличие от мира Трикси, который все же существует. В миры Стругацких и Хайнлайна, Ефремова и Фармера, Желязны и Урсулы Ле Гуин… И, наконец, в мир Конана…

Ким шевельнулся, пробормотал:

– На чем мы там остановились, Трикси?

«На Сигворде. Напомнить?»

– Да. Точно и дословно! Сам понимаешь, раз выписан аванс, надо оправдать доверие. Значит, Сигворд… И что он там сказал?

* * *

Сигворд, широко расставив ноги и заложив ладони за пояс, с ненавистью глядел на киммерийца.

– Я же сказал – владыка наш не дозволяет! – рявкнул он. – Повелитель сам расправится с тобой! А мы… Мы понадобимся, чтоб прибрать в покоях… Дабы господин не замарал рук!

Прибрать в покоях! Слишком самоуверен этот ванир, рыжая крыса!

Усмехнувшись, Конан кивнул голему и начал подниматься по ступеням. Идрайн шел позади, справа от него, и бубнил: «Не верь, господин, не верь…» Секира в его руках хищно подрагивала.

Но ваны не собирались сражаться. Стиснув копья, они стояли двумя шеренгами, и рыжие их бороды казались затейливым переплетением медных проволок, словно бы украшавших доспехи. Скорее всего эти изгнанники и отщепенцы знали о бойне в Рагнаради, учиненной Идрайном, но не боялись – вероятно, считали своего повелителя непобедимым.

Миновав их строй, Конан ступил на балкон. Полукруглая арка вздымалась в восьми шагах от него и уже не выглядела темной: огромная дверь под ней была распахнута настежь, и перед киммерийцем маячило некое пространство, замкнутое серыми холодными стенами. Он посмотрел на меч в своей руке и отшвырнул его. Зингарский клинок не годился для предстоящей битвы.

Восемь шагов – и дверь… Она притягивала, манила, как зев пещеры, полной сказочных сокровищ… Но Конан не думал о богатствах стигийца; на сей раз он пришел не за золотом и серебром. Кровь и жизнь колдуна – вот что ему нужно!

Чувствуя, как разгорается гнев, как начинает пульсировать кровь в висках, он сделал первый шаг.

Жаль, что ему не дано владеть огненными молниями, как слугам и избранникам Митры! Он сжег бы колдуна и растер его пепел в прах… Жаль!

Но стоит ли сожалеть о невозможном? У него нет молний, но есть кинжал… И хоть чары Дайомы не сравнишь с силой и мощью светозарного бога, волшебный нож все-таки лучше, чем ничего.

Он сделал еще один шаг, выхватил из-за пояса свой магический кинжал и машинально коснулся левой рукой виска. Обруч был на месте и сидел прочно.

Третий шаг, четвертый… Внезапно за спиной у Конана раздался грохот. Он обернулся, на миг позабыв про колдуна, ждавшего за близким порогом.

Голем, проклятое серокожее отродье, рубил ваниров! Топор его вздымался и опускался с той же безжалостной неотвратимостью, как на вересковой пустоши в Стране Пиктов, как в тесном дворе усадьбы Эйрима; лезвие с грохотом крушило шлемы, обрушивалось на щиты и панцири, потом глухо чавкало, впиваясь в плоть. Лишь краткое время вздоха понадобилось Идрайну, чтобы уложить троих; и первым – Сигворда, чей обезглавленный труп валялся на ступенях.

«Кром! – мелькнуло у Конана в голове. – Кром! Этот ублюдок сделался слишком коварным и хитрым! Уже решает сам, когда рубить и что рубить!»

Он вскинул руку и раскрыл было рот, готовясь разразиться проклятием, но тут новая мысль молнией пронзила его. По словам Дайомы, стигиец мог отвести глаза любому: зачаровать своего воина или слугу, обменяться с ним обличьем, устроить ловушку для недогадливого врага и ждать… Ждать, пока не подоспеет время нанести внезапный удар!

Возможно, Гор-Небсехт стоял в шеренге воинов-ванов и, скрывая под забралом шлема свой преображенный лик, подсмеивался над киммерийцем? Над глупым киммерийцем, который через мгновение всадит нож в подменыша?

«Пусть перебьет их всех, – решил Конан, глядя на падавших под ударами Идрайна ваниров. – Пусть перебьет всех, кого сможет, ибо секира голема бессильна перед плотью колдуна… Тут и обнаружится истина! Тут и станет ясно, в кого метать клинок – в того, кто поджидает в башне, или в того, кто сражается сейчас на ступенях».