Конница Бехтерева

Знаете, какой у меня любимый эпизод в фильме про Жеглова? Когда водитель хлебной машины идет к телефонной будке и хрипит малышу: тихо, пацан.

Тихо, пацан!

Холодненьким пахнет…

Это от маминого коллеги мятной резинкой пахнет, то бишь от меня. Потому что я десять минут назад засандалил из горла двести грамм из лимонадной бутылки с водкой, которую мне подарила благодарная больная.

А он так и вьется вокруг, вприсядку: холодненьким, холодненьким!.. И мама уже тянет носом. Павлик Морозов заработал. Мысли разбегаются, руки прыгают, паника. И костенеет условный рефлекс.

Без окон и без дверей

Дверь вскрывали при помощи МЧС. Внутри лежала бабка, изъеденная пролежнями.

Бабку доставили в реанимацию, начали ставить ей мочевой катетер, и сразу из половой ее щели полезли опарыши.

Сестры загалдели:

— Оставим! Оставим до утра, пусть народ посмотрит!

— Нет, — сказал доктор. — Быстро все убрать, пока мухи не налетели.

Ну, устроили фотосессию при помощи телефонов с камерами.

Наснимали, загнали в компьютер и подпись придумали: «Без окон, без дверей, полна горница червей».

Первое, что увидел шеф, когда утром явился и врубил компьютер.

Конница Бехтерева

Токсовская больница — странное место.

Попадешь и сойдешь с ума.

Пятнадцать человек в палате, и только тот, что на искусственной вентиляции, не бредит. А у прочих сплошная белая горячка, да психосоматика.

Так что трахеостома — лучшее средство от неправильных мыслей.

У одного вертолетчика между лопаток вырос пропеллер и он вылетел из кровати на пол, с гирями на ногах (сломаны были ноги).

Доктор успокоил его галоперидолом, и летун посетовал: эх, не долетел до Москвы — пришлось садиться в Витебске.

Его сосед по койке в это время брал Варшаву.

Праздным любопытным посвящается

Можно развить тему и написать, как вообще пьют врачи.

Многим же интересно, правда — и как это они пьют?

А так, что вы им все равно ничего не сделаете и придете лечиться.

Одни прячутся, другие — не очень. Кто проще, тому больше прощается. Был у нас, например, почтенный хирург, заведующий отделением. Он напивался среди бела дня, и это оказывалось полным сюрпризом. Напивался, запирался в кабинете и жил там неделю, преимущественно спал. И никому это не мешало. Пациенты как мерли, так и мерли, а некоторые выписывались.

Конечно, желателен стаж, опыт работы, потому что молодежи таких вещей не спускают. И уж совсем опасно напиваться на дежурстве, потому что ночами по городу рыщет хищный и безжалостный ночной дозор, то есть линейный контроль. Так произошло с нашим реаниматологом, который уже на дежурство пришел, наступая себе на галстук. И лег спать. И его выгнали, потому что он еще не заработал себе права спать.

Большинство предпочитает половинить процесс. Немножко на работе и немножко после. Или побольше после.

Лично я предпочитал вообще после, потому что мучился угрызениями совести. В Писании все это оговорено: «Будешь бежать, когда никто не гонится за тобой». Полдня приходилось ужасно страдать, изображать озабоченность и говорить, что идешь в Администрацию. Вместо Администрации я шел на лестницу, восходил к чердаку, стоял на площадке и курил, пока не приходили курить мои пациенты.

Однажды, помню, я отпросился уйти пораньше, к зубному врачу. Меня нехотя отпустили. Я убежал, как лань; очутился в каком — то далеком магазине, с запасом поправил здоровье и сел в автобус, чтобы ехать на вокзал. Я за городом работал. Но я позабыл о привычке местных автобусов кружить и петлять. Через пять минут меня, разморенного и потрясенного, привезли обратно к воротам больницы, откуда уже валом валили мои сослуживцы.

Они затолкались в автобус, обрадованно увидели меня и ничего не сказали, только смотрели во все глаза и нехорошо улыбались. Я втягивал голову в плечи, кутался в шарф, и у меня торчал только нос, очень жалкий и дерзкий.

Дебаркадер

Врач УШЕЛ.

Нет, не так. Все намного тоньше и толще.

Врач УШЛА.

Я сидел пятым в очереди, и дверь открылась, и врач УШЛА. Куда — никто не знал; она выплыла не то дебаркадером, не то дирижаблем. Мерно покачивая задубелыми жировыми напластованиями, она удалилась в страну вечно закипающего чайника.

Я попытался подсчитать изменения, случившиеся в детской поликлинике в эпоху национального проекта здравоохранения. Насчитал три штуки.

Во — первых, зачем — то сняли древний плакат с коровой и стихами: «Кады — мады, неси воды, корове — пить, тебе — водить».

Во — вторых, в регистратуре установили компьютер. Теперь — то уж прежнему распиздяйству не бывать. Раньше подходил и получал свою Клинопись, а теперь хрен. Сначала ты покажешь документы, потом регистраторша набьет все в компьютер, вылезет распечаточка — талон, а уж потом она пойдет за Клинописью.

Регистраторша одна, тут уж или — или. Фонды не резиновые: либо талон, либо напарница. Сидит с лицом непроницаемого дятла, ее пальцы в деловитой судороге дрожат и зависают над каждой буквой, потом тюкают.