Одним из самых любопытных феноменов новой жизни стало для нее полное и окончательное вживание в образ. Она даже не заметила, когда и как это произошло, но уже в конце марта никакой Вероники Акиньшиной больше не существовало. Ее место заняла Берунико де Габардан. А виконтесса де Габардан де Парлебоск даже думала не по-русски, а по-франкски. В крайнем случае, на окситанском или алеманнском языках. Сейчас, к слову, она думала, как раз по-алеманнски.Ну знаете, как говорят: сумрачный тевтонский гений, германская военщина и прочее милитаристское дерьмо. Очень помогает мобилизоваться в боевой обстановке.
Обкатывая в уме все эти праздные мысли, Беро начала творить заклинание «Ихор»[6]. Если честно, магия крови – это то еще дерьмо, а в ее состоянии и того хуже. Но у Беро не было выбора, и силу взять было неоткуда. «Ихор» же давал такую возможность. Смысл заклинания заключался в том, что точно так же, как обученный маг с Даром в стихии Воды может отбирать магию у водяных струй, маг, творящий «Ихор» добывает магию из человеческой крови. Из воды многого не получишь, - текущая она или нет, - кровь в этом смысле куда предпочтительнее, - и древние знали в этом толк, устраивая свои гекатомбы. Однако кровь магов – это и есть кровь богов. В ней магии много, но, если берешь у себя, то и результат следует ожидать соответствующий.
Две минуты сорок семь секунд и понимание, что геликоптеры приближаются слишком быстро. Особенно тот – одиночный. Вот в него Беро, в конце концов, и ударила «Кровавым копьем». Рвануло знатно, но ей было уже не до спецэффектов. Ее повело, как пьяную. И ноги вдруг ослабли. Захотелось лечь и закрыть глаза.
«Вот же б-дь!» - Эмоция вышла слабенькая, но возмущения, вспыхнувшего в душе, как слабый костерок морозной ночью, как раз хватило на то, чтобы «взглянуть на часы, увидеть, что время вышло и начать свой собственный отход. На четвереньках до дыры в крыше затем свободное падение под действием силы тяжести, но не лишь бы как, а так, как учили: на плечо и в перекат. Обычный человек, то есть, Homo vulgaris, как говорили в империи Франков, мог бы и убиться, но, если нет, то поломался бы от и до. Однако Homo magus или Человек Магический, слеплен из другого теста. И даже тогда, когда магии в организме осталось «на чуть», он такое падение переживет.
«Ага, ага! - покивала Беро мысленно. – Встанет, отряхнется и пойдет дальше».
Она не встала. Но поползла довольно-таки споро. Однако, ее субъективное время, по-видимому, не слишком соответствовало времени объективному, потому что на лестнице, ведущей со второго этажа на первый, ее перехватила Бья, - «Ты не отвечала на вызовы!» - вскинула, как нефиг делать, себе на плечо и отволокла вниз, в подвал. А оттуда их обеих уже эвакуировала Габи. Вообще, возвращение помнилось смутно. Какие-то люди, какие-то кофры с документами, какие-то невнятные разговоры… Беро ничего толком не понимала и никого, кроме Габи и Бья, не узнавала. Она все время отключалась или пребывала в полузабытье. И так до тех пор, пока не проснулась в своей постели в шато Мезон-Лаффит. И случилось это только через двое суток, да и то, очнувшись, она еще долго, - дня три, никак не меньше, - оставалась слабой и беспомощной, как новорожденный младенец. Но, если честно, все с ней обстояло совсем неплохо. Можно сказать, замечательно, и Беро это, разумеется, знала.
Во-первых, она осталась жива. Об этом Беро подумала сразу же, как только очнулась. Слабость слабостью и мозги, словно бы, набекрень, но она быстро вспомнила, «
И, наконец, в-третьих. Под этой рубрикой притаилась, как ни странно, «любовь-морковь», потому что, придя в себя, первая, кого она увидела, была Габи. Не сиделка какая-нибудь сраная, не медсестра и не кто-нибудь из младших фемин Рода, - типа Валь и Морг Мишильер, - а сама госпожа коннетабль собственной персоной.
«Ты давно тут?» - хотела спросить Беро, но не смогла издать ни единого звука. То ли голосовые связки парализованы, то ли это результат общей слабости организма.