Конкурс киллеров

— Ты ее не знаешь, она в Геленджике живет, в дельфинариуме работает, — как ни в чем не бывало ответил Венька.

— Выступает?

— Сейчас, в сезон, дважды в день, — вздохнул Венька. — Так что мы с ней и не видимся почти. Вот осень наступит, я ее сюда привезу на всю зиму, тогда и познакомитесь.

Ага, прошлой зимой у Веньки в специально оборудованном бассейне жил дельфин. А теперь, значит, моржиха поселится. Ну, ясное дело, не выгонять же на мороз родного человека, то есть родного моржа…

— У Наташки на зиму большие планы, — продолжал Венька. — Хочет в кино ходить, в театр и в гости, говорит, надоело гидрокостюм носить, хочется платье надеть…

Усилием воли отогнав видение дородной моржихи в вечернем платье с декольте, я облегченно вздохнула. Значит, Венькина жена — нормальная баба. А как же родственники-моржи?

— Слышь, Венька, ты про каких моржей говорил? Про людей, что ли? Которые зимой в прорубях плавают? — перебила я приятеля.

— Ну да. А ты про каких спрашивала?

— Тюлень ты! Я интересуюсь, есть ли у нас в Екатеринодаре какие-нибудь ластоногие на вольном выпасе? В смысле, в дикой природе?

— Спятила? Чай, не в Гренландии живем!

— Нету, значит? Жалко, — расстроилась я.

Венька задумчиво посопел и вдруг великодушно предложил:

— Ну, если хочешь, я тебе лично устрою котика.

— У меня уже есть котик, — напомнила я. — А считая твоего подкидыша Мурика, даже два!

— Морского котика!

— Нет, спасибо, мне и своего сухопутного хватает, — я уже думала о другом. — Спасибо, Венька, как-нибудь увидимся.

— Так я Мурика привезу? — выкрикнул Венька.

— Привози, привози, — я положила трубку и задумалась.

Так кто же это шлялся в ластах у пруда птицефабрики?

Ближе к вечеру по кабинету опять метался Дмитрий Палыч: на его взгляд, подготовленный к эфиру выпуск новостей был недостаточно интересен. Ну что это за новости: ни одной, даже самой завалящей сенсации?

Я была совершенно согласна с начальником, но помалкивала, злясь сама на себя: ну что мне стоило зайти в коровник, тьфу, в птичник, вместе с оператором? Такой материал для сюжета!

— Придется обойтись без страусов, — с сожалением сказала я Вадику. — Одними общими планами птичника и Института птицеводства. Для отдельного страусиного сюжета информации не хватает, а в сюжет про эйхорнию страусы, пожалуй, не ложатся. Оттянут одеяло на себя…

— Жалко, — погрустнел стажер. — У меня есть такой дивный крупняк одной птички — она прямо в объектив сунулась, думал, клюнет!

— Жалко, — согласилась я.

— Жалко, что не клюнула, — съязвил прислушивающийся к нашему разговору любопытный Слава. — Лобового столкновения с разогнавшимся страусом никакая оптика не выдержит, вот заплатили бы вы в складчину за разбитый объектив, и было бы вам тогда жалко! Только уже не пропавшего сюжета, а своих денег!

— А как они выглядят, эти деньги? — Вадик посмотрел на меня мечтательно затуманившимися глазами. — Нам в институте стипендию давали так редко и такую маленькую, что я уже и не помню, какие они, деньги! Нет, десятки помню, полтинники тоже, а вот сторублевую купюру воображаю уже с трудом, про пятисотки и говорить нечего. Вроде они красные, да? Или синие? Зеленые — это доллары, помню, хотя тоже давненько не видал…

— Я тоже, — эта моя реплика поставила точку в неделовом разговоре. — Давай-ка решать, что будем делать с сюжетом!

Мы посовещались и нашли выход из положения: обошлись и без страусов, одними эйхорниями и туманно-интригующей информацией о гибели Усова. Жаль только, показать усопшего не могли — вовсе не из этических соображений, а потому, что такого видеоматериала у нас, по мнению ментов, просто не было. Признаваться же в том, что мы с Вадиком слегка попартизанили и запасли копию, мне показалось крайне неразумным.

Я много раз убеждалась в том, что уважаемые силовики норовят путать понятия «свободная пресса» и «служебная собака»: по их мнению, обе в идеале должны быть оснащены коротким поводком, строгим ошейником и намордником! Вместо благодарности за труды тем же вечером я получила нагоняй — с доставкой на дом. Собственно, я не получила бы его, если бы не заехала к себе на квартиру, чтобы по велению Коляна проверить электронную почту.

Нервозные вопли телефона я услышала еще на лестнице. Как назло, ключ заело в замке, пришлось провозиться несколько минут, но телефон не отрубался, верещал, как подстреленный. Мельком удивившись тому, что кто-то проявляет такую настойчивость, с упорством идиота звоня по домашнему номеру, когда гораздо проще и вернее звякнуть мне на сотовый, я вломилась в прихожую и схватила трубку. Сумка съехала с моего плеча, ударила ремешком по локтю, я выронила телефонную трубку, и она со стуком упала на пол.

— Твою дивизию! — вполголоса выругалась я, в потемках шаря рукой по линолеуму.

Ворвавшись в дом, зажечь в прихожей свет я не успела, а входную дверь уже захлопнула.

Под руку попадались только крупногабаритные кроссовки Коляна. Не переставая тихо ругаться, я выпрямилась, нащупала на стене выключатель, зажгла свет, подняла трубку и не из хулиганства, а только по инерции произнесла в нее:

— Вашу мать!