Конкурс киллеров

Из соображений конспирации я остановила апельсиновый кабриолет на окраине Пионерского микрорайона. Конечно, было бы чудесно домчаться с ветерком до самых Иркиных хором, но я поостереглась открывать кому-либо свое новое место пребывания, даже доброму Ангелу. С печальным вздохом вылезла из салона оранжевого «Москвича» на конечной остановке трамвая и стала в чахлой тени дистрофического тополя — дожидаться появления Венечки с Муриком.

— Ты что, стрелять не умеешь? — Шеф тихо кипел.

— Умею, — угрюмо буркнул Жорик.

Поскольку шеф не имел обыкновения вникать в подробности его трудовой деятельности, обычно он просто давал задание и ждал отчета об успешно проделанной работе, Жорик не стал рассказывать о первых трех неудачных попытках убрать журналистку. Позорный провал операций «Ломик», «Бревно» и «Люк» можно не афишировать, но скандальную историю с пулей, поразившей безвинный манекен в витрине модного бутика, замять было невозможно.

— Умеет, ага, — встрял вредный Димуля Морозов — шефов адъютант, денщик и просто прихвостень. — По жестяным уточкам в тире!

— Молчи, Павлик, — буркнул Жора.

Морозова перекосило, словно он укусил лимон. Шеф тоже скуксился: он, так же, как сам Димуля, терпеть не мог это его прозвище — Павлик Морозов. Аркадий Валентинович был изрядно суеверен, крайне подозрителен и очень боялся предательства.

Впрочем, так Морозова называли нечасто. Павлик, в свою очередь, быстро трансформировался в Палку: Димуля был тощ, как Дон Кихот, пристрастившийся к «Гербалайфу».

— Я не только по уточкам умею, — продолжал Жорик. — Я и по движущейся мишени тоже! По бегущему кабану! Скорость рассчитал, прицелился, ба-бах — и готово! Но то кабан, с ним все понятно, а эта свинья сначала шла-шла, а потом вдруг как затормозила!

— Бах-бах — и мимо, — съязвил неуемный Димуля.

— Кстати, о тормозах, — вспомнил шеф. — Зря, что ли, Петрович «шестерку» курочил?

Пришла Димулина очередь оправдываться: материальную часть, как и кадровый вопрос, курировал он.

— Ну как сказать, зря или не зря… Петрович-то не облажался, с тормозами поработал нормально, — со вздохом сказал Морозов. — В смысле, грохнул тормоза на фиг.

— И что? — обманчиво-спокойно спросил шеф.

— И ничего, — развел руками Павлик-Димуля. — Села она в машину, завелась, поехала, но на Толстовском мосту мы ее потеряли, потому как у нас-то тормоза исправные, а куда эта зараза потом делась и как осталась жива-невредима — черт ее знает!

— Она, наверное, заговоренная, — встрепенулся Жорик, углядев возможность оправдать все свои неудачи. — Может, у нее талисман какой? Кроличья лапка, там, или воронье крылышко?

— Змеиное жалышко, — опять съязвил Павлик.

— Гм. — Шеф всерьез задумался. — Это нужно проверить.

— Позвонить Симоне? — сообразив, что шеф впечатлился, Морозов тут же сменил тон.

Симона — шестидесятилетняя крепкая баба, выдающая себя за потомственную ведьму-цыганку, практиковала магию всех видов, гадала на картах, на бобах, на кофейной гуще и на денежных купюрах и являлась одним из двух штатных консультантов Аркадия Валентиновича по всяческим чудесам.

— Позвони. И дай этому остолопу, — шеф кивнул на Жору, — кого-нибудь посообразительнее в помощь. Хочу иметь возможность завтра же отправить этой девице веночек с лентами. Все.

Аркадий Валентинович беззвучно шлепнул ладонями по столу, давая понять, что вопрос закрыт и аудиенция закончена.

В помощь невезучему Жорику Морозов откомандировал бесподобную парочку — братьев Милосских, Гавриила и Антона.

Строго говоря, в родстве парни не состояли, Милосские — это было прозвище, которое пристало к ним, как банный лист, с легкой руки шефа. Тот как-то мимоходом в случайном разговоре обронил, что рост знаменитой мраморной Венеры из Милоса — сто пятьдесят четыре сантиметра. Поскольку и Гавриил, и Антон с мраморной красоткой были вровень, а потому смотрелись рядом, как пара цирковых лилипутов, прозвище братья Милосские прилипло к ним намертво.

Впрочем, у каждого из парней была и персональная кличка. Гавриил обзавелся ею еще в старших классах средней школы, когда одноклассникам стало ясно, что парнишка не дотягивает не только до величественного Гавриил, но и просто до Гаврика, а вот Мелюзгаврик — это совсем другое дело, точно ему по росту!

Нечто подобное произошло и с Антоном, который в детском саду и в начальной школе был хулиганом и задирой и гордо носил устрашающее прозвище Бармалей, но с годами оказался самым низкорослым в классе и «усох» до Бармалютки.